Мне чудится невероятный, белый,
танцующий, широколистный свет,
которого в короткой нашей эры
двух тысячах одиннадцати нет.
И, кажется, я слышу через воду,
Когда его впитавшее чуть-чуть
Стоит в углах обсидианом мёда,
По волоконцам взвешивает ртуть.
И я тогда спокоен, как волчица,
И точно понимаю, для чего
Холодной чёрной трещиной сочится
Луч не его и воздух не его.
Темнеет день в потёках жёлтых улиц,
Поводит ветер жестяным нутром,
И тени входят через окна, щурясь,
Вдветысячиодиннадцатером.