В завуалированной жизни для искренности места нет, зато есть пафосные брызги и лицемерия букет. Не вызывают на дуэли, не бьют перчаткой по лицу, а честь и гордость околели на окровавленном плацу. Окрашенная в злой румянец, вскипает ненависть слюной - кусками на пол слазит глянец, шипя и корчась под ногой, ты не смотри туда, не надо, я отгоню их и смету, обратно в жуткий смрад их ада, назад в их грязь и темноту. Они не тронут твоей кожи, не прикоснутся к рукаву - я их оскаленные рожи на флаг британский разорву, а ты пока придумай песню, ну или солнце нарисуй.
Случись погибнуть и воскреснуть, тебе его я принесу.
Не умоляй меня остаться и утопить свой меч в реке - я не училась защищаться, но в материнском молоке проскальзывали крики фурий, летящих в пламени огня и с той поры любые бури не могут поломать меня, и с той поры мне странно даже подумать, что чужая сталь по глупости своей промажет и замахнётся на твой скальп.
Но даже если я исчезну, ты просто знай - я не сбегу. Сползу под землю, слезу в бездну, пятном растаю на снегу, но не зависну в своем теле, а сброшу клятв своих печать и стану у твоей постели - хоть от кошмаров защищать.
Так говорила я когда-то и ты, качая головой, шептал "не надо, ну не надо". Ну раз не надо, чёрт с тобой - давно все выброшены за борт, давно не видно берегов, лишь ты, да я, да мятый рапорт, да капли крови из врагов. И что теперь мне рядом делать, я как заброшенный клинок - ни протолкнуться в чьё-то тело, ни указать кому-то срок, ни наступать, ни отбиваться, висеть на вышитом ковре - не может воин не сражаться, огонь не может не гореть.
Ты хочешь - я с тобой останусь, до самого конца и всё, но наш надутый ветром парус от штиля будет не спасён лишь потому, что ты не смеешь, не можешь развязать свой жгут - а я ведь странствующий дервиш, марьячи и бродячий шут. В моих мирах нет общей стаи, ошейников и острых шпор - там каждый сам себе хозяин, и инквизитор, и костёр.
Ты можешь выключить все свёрла, болтами не удержишь ртуть - и душу выдерни из горла, она мешает мне вдохнуть.