Озябшие линии железных станций
отныне безмолвны. Они не встречают
совсем никого: ни писем из Франций,
Италий, Лемурий похожих на чая
заварку по цвету, ни даже слова,
однажды осевшие в складках вагона
пыльцой. Теперь, собирая дрова,
почтальон наблюдает бездвижность перрона,
надломленность неба. Хрусткое «кхе!»
оставив у рельс, он обратно в сторожку
уходит; конверты сминает в руке,
глядит как играет с штаниною кошка.
Он знает дострочно все письма. Себя
от времени лечит их звуком, навроде
того как лечил бы припаркой. Рябят
в окне стаи чаек. Наверно природе
в краях здешних проще закручивать пыль
из наших забытых решений о встрече.
В безвременье тихо состарилась быль,
а тени расправили с выдохом плечи.