Исповедь

Наталья Кузнецова 10
Посвящается Дню освобождения моего любимого города от немецко-фашистских захватчиков.

 История, которую я расскажу, произошла очень давно, но услышала я её спустя тоже  многие годы. Рассказал мне её кадровик, которого мы в шутку называли « чёрным  полковником»
 Однажды, в конце октября, мне понадобилось зайти в отдел кадров. Постучала, зашла и увидела, что у начальника на столе стоит початая бутылка водки, граненый стакан, а весь он в слезах.
 Я подумала, что ему стало плохо, ведь мне было всего 19 лет, и я многого не понимала. В моей семье никто не пил, водку я совсем не видела. На праздники выставлялось только вино и то, как правило,  самодельное.
 Он сидел в кресле за столом, откинувшись назад. Глаза закрыты, голова странно болталась на тощей шее. Слёзы текли по впалым щекам ручьем. Он их не вытирал. Влага скапливалась в области шеи и дальше текла за рубашку, образуя на груди мокрое пятно.
 Я испугалась и стала отступать к двери, не в силах произнести слова приветствия.
 Когда я спиной упёрлась в дверь и рукой стала искать  ручку, чтобы её открыть, он вдруг выкрикнул: « Стоять! Наташа подойди ближе. Посиди со мной» Взглядом он мне указал на стул,  стоящий рядом с его столом. Я молча присела. Он молчал минут 20. Я уже стала беспокоиться, что меня кинутся в отделе. Когда он открыл глаза, набрал номер по телефону. Спросил мою начальницу и сказал, что я у него в кабинете и для меня есть работа.  После этого он потянулся за бутылкой. Налил пол стакана и вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно замотала головой. Он выпил, а затем спросил - УМЕЕШЬ ХРАНИТЬ ТАЙНЫ?    
 Конечно, я читала Гайдара и вообще, девушкой была не очень общительной. Вся в книгах. В управе  обо мне говорили: сама себе на уме. Я молча кивнула головой.
 Закурив сигарету и тяжело вздохнув,  он начал рассказ.
 Война, эта не та красивая сказка, о которой рассказывают в фильмах или в твоих любимых книгах. И Ремарк, и Хемингуэй, да и другие писатели сильно приглаживают ту действительность. Когда я первый раз пошёл  в бой я на бегу обделался по самый пояс, но не чувствовал этого. Была поставлена задача, и я бежал, стреляя, не глядя, знал, если я не убью, то убьют меня. Потом после боя от многих уцелевших  попахивало. Мы считали, что мы красноармейцы, мы защищаем Отечество, а всё остальное чепуха. Когда нам передавали "фильдеперсы", вязаные носки или варежки мы их рассматривали и возмущались, шерсть колючая или петли не равномерные, большие пропуски. Чего это там  тётки спустя рукава относятся к нуждам бойцов. Не могут по красивее по трудиться. Мы не понимали, что нужно было найти нитки, для этих целей распускались любимые кофточки и свитера. А спицы, особенно для вязания носков и рукавиц, их же нужно было пять штук. Потом я узнал, что они вырезались из веточек, и шлифовались, кто как мог. Поэтому и петли были не равномерные.  Мы не понимали, что кто- то из наших родных или близких мог остаться под немцами. Как можно было ходить и видеть их мерзкие рожи, дышать одним воздухом, подчиняться немецким законам, и вообще как можно было жить в оккупации. Тех, кто встречал фашистов мы причисляли к лику предателей. Те, кто вязал нам тёплые вещи, обязательно должны были сидеть в глубоком тылу, в уютной комнате при свете керосинки, в кругу таких же любящих и ожидающих верных жён, матерей, сестёр, невест и за тихой беседой сосредоточенно плести нить.
 Я помню друга Кольку, которому снарядом разворотило живот. Кишки вывалились. Я их собрал вместе с грязью и запихнул обратно. С ног снял грязные портянки и перевязал его, а потом спина к спине поволок с поля боя. Иначе он не мог терпеть той изуверской боли.  А тут  дамочки  с их неумелыми носочками.
 Наташенька, может, я так грубо выражаюсь, это для того, чтобы ты поняла наше отношение к тыловым, пускай даже любимым  и очень близким женщинам.
 Ты не поверишь, но перед боем каждый из нас целовал и молился на фотографию или письмо от близких. Обещал, что обязательно вернётся, только победит врага. И каждый день приближал нас к долгожданной победе.
 После войны, приехав в родной город, я увидел на месте нашего дома огромную воронку, родных и знакомых  не нашёл.
 Во время войны я вошёл в кураж и не видел себе применения в мирное время. Поэтому, потолкавшись пару дней в городе, пошел в близлежащий военкомат и предложил свои услуги. Меня внимательно выслушали и предложили включиться в борьбу по выявлению немецких прислужников. Соответственно я был зачислен в совсем другие органы, но меня это не смущало.
 В начале мы вылавливали предателей и полицаев, жандармов из близлежащих сёл, которых бросили немцы, отступающие  под натиском наших армий. Мы их хватали, судили советским судом, т.е. трибуналом по военному времени, а потом расстреливали. Я считал, что вершу правый суд, защищая добрых сограждан от зла и очищая нашу Родину от скверны.
 Где- то, ближе к октябрю была дана команда заинтересоваться барышнями  лёгкого поведения, которые обслуживали фрицев.
 На этом месте он глубоко задумался, затем ещё налил и выпил водки. Закурив очередную сигарету, продолжал.


Извините, но продолжение будет завтра, если вдруг Вас заинтересовала эта история.