Ровно первого марта
исчезла моя черепаха.
Я искал ее под диваном, под шкафом, за печкой.
Я обшарил чердак и погреб, и двор. Я исследовал
квадратик за квадратиком, как будто потерял пуговицу.
День за днем я прочесывал одни и те же места,
как автомат. Как это она исчезла? Куда подевалась?
Разве я не давал ей листочки салата,
разве не протирал ей спиртом панцирь и лапки?
А она смотрела в мои глаза из дали в десятки тысячелетий,
и в эту минуту я чувствовал в себе силу и твердость, как тот безумец,
который водрузил камень на верх пирамиды.
Видя, как я убиваюсь, соседи — больше незнакомые, чем знакомые —
стали сочувствовать и все время приносили мне вести о Туке.
То ее видели у автомойки, как она плескалась в луже,
то на рынке, где ее продавали с лотка два мальчишки.
Цыганка-цветочница говорила, что в сквере у цирка
на покрышке среди пруда она млела под солнцем. Еще говорили,
что ее вела на леске хозяйка ювелирной лавки, что ее видели в метро
на руках у слепого нищего. Не вспомню названий всех улиц,
где якобы видели Туку. Послушать молву —
Тука пронизала весь город. Несколько раз
она забредала и в наш квартал, я разминулся с ней разве на две минуты.
Видя, как людям хочется внушить мне надежду, иллюзию,
я смотрел в их глаза из дали в десятки тысячелетий,
и вдруг вспышкой меня осенило, что это —
марцишор*, который на прощанье мне оставила ты, Тука:
теплое и деятельное участие мне подобных,
для которых раньше я что был, что не был.
* Марцишор -- связочка красных и белых нитей, которую на Балканах люди дарят друг другу 1 марта.
Перевод с румынского Анастасии Старостиной