Иван Голобоков и Аркадий Тузик — товарищи с детства, друзья — не разлей вода, два ствола пара! Вместе на промысел ходят: один по левую сторону Кадым-россыпи, другой — по правую. Вместе возвращаются: один сдает тридцать соболей и другой тридцать, Иван четыре рысьих шкуры, Аркадий три да одну волчью. Ни в чем не уступят друг другу, во всякой оказии оглядываются и ставят прицел не хуже товарища.
Сегодня у друзей праздничный день. Пошли на двух моторках в соседний леспромхозовский поселок за водкой. Один купил целую сумку и другой сумку с опупком нагреб. Иван на сдачу взял банку кильки, Аркадий банку тюльки. Хорошо бегут моторки, пыль водяная завихряется, кажется, солнце серебро сеет.
Открылся впереди зеленый остров, на нем гривка сосновая, лужайка понизу зеленеет, ветер-дуван вербы раскачивает. Иван приткнулся своей лодкой со стороны протоки, глядит на друга. Аркадий переложил руль налево, выкрутасу сделал и рядом причалил.
Вышли мужики на берег. Открыли банки да одну стеклянку с горькой, сели на лужайку по-эвенкийски — ноги под себя, как подушки подстелили, руками уперлись в боки, сидят. У обоих в родне эвенкийская кровь: у Ивана отец эвенк, у Аркадия мать эвенкийская женщина.
Посидели, помолчали по таежному обычаю, потом по чеплажке налили, чокнулись.
— Однако, хорошая охота зимой была, — разговорился Иван.
— Хорошая, — подтвердил Аркадий.
Выпили, посмотрели на реку, на синие горы.
— Однако, нынче лучше будет, — предположил Иван.
— Будет лучше, — согласился Аркадий.
Еще посидели, плеск реки послушали.
— Я мог тридцать одного соболя взять, — размечтался Иван. — На путике у седловины он шел прямо в мой капкан, да кто-то испугал зверька. По следу видно: бросился в сторону. Ты не стрелял напротив седловины, не помнишь?
— Однако, стрелял, — раздумчиво протянул Аркадий.
— Ты испугал!
— Может, я, — кивнул Аркадий.
Поглядели друг на друга, выпили, помолчали.
— Однако, я тебя ударить должен за это, — предложил Иван.
— Если считаешь так, то ударь, — согласился Аркадий.
Размахнулся Иван, звезданул Аркадия в скулу, полетел друг сердешный на спину. Поднялся, пощупал синяк, посмотрел на небо, на речку, сел на прежнее место.
— Но давай теперь выпьем, — говорит Иван.
— Давай, — поддерживает Аркадий.
Выпили, полюбовались на сосны зеленые, на дальний хребет.
— Однако, я меньше твоего соболя напугал, ты меня больше ударил? — высказал гипотезу Аркадий.
— Может, больше, — согласился Иван.
— Однако, я сравнять должен.
— Если считаешь так, то сравняй, — утвердил Иван.
Размахнулся Аркадий, треснул друга в лоб, два кубаря сделал Иван через голову. Поднялся, пощупал шишку на лбу, посмотрел на моторку, сел на свое место. Выпили еще, помолчали, думая о своем.
— Однако, ты больше добавил, чем я переударил, — высчитал Иван.
— Однако, больше...
— Теперь я сравняю настолько, насколько ты переударил.
— Если так считаешь, то давай, уравнивай...
Два часа качались на волнах моторки, постукивая друг друга рыжими боками. Все это время с берега доносилось: ты меня пере-переударил, я сравнять должен... а теперь ты пере… я уравнять должен. Напучкались друзья досыта, сидят на берегу, мирно смотрят на Витим, на ласковое небо над вечным покоем тайги.
— Однако, моя шишка на лбу не меньше твоего синяка, — совершил умозаключение Иван.
— Однако, не меньше, — мудро согласился Аркадий.
— Вот и ладно, — улыбнулся Иван.
А тут гнал по Витиму свою моторку участковый Ильин. Увидел друзей, их лица разукрашенные, кричит:
— Что случилось, Голобоков?
— Однако, ничего не случилось, начальник.
— А фонари на лицах откуда?
— Траву винтом косили под водой, водоросли для изюбра готовили.
— Косили, — подтвердил Аркадий.
— А-а, — только и протянул Ильин, прибавил газу и помчался себе, думая: «Вот ушлые эти местные охотники, надо попробовать: как это винтом водоросли косят?»
Сидят Иван с Аркадием, головы мочат, о жизни размышляют. Вольно вьется Витим среди зеленых островов, хребтов высоких, берегов обрывистых и длинных отмелей. На перекатах пыль водяная завивается, кажется, солнце серебро сеет…