Мое «я» раздвинулось так широко,
Что границ вовеки не разглядеть.
Что мне делать с вечностью и тоской,
Если мир мой пуст, никого в нем нет?
Надо мной безрадостная высота,
Подо мной бессмысленная глубина,
Однородная, вяжущая пустота,
И все это я, и душа одна.
Не могу познавать, а кого судить?
Моя сила кусает себя за хвост,
Беспредельность моя от себя болит,
Кто я, сам у себя надоевший гость?
Мое время вечно – ни свет, ни тьма,
Мой простор бескраен – ни даль, ни близь,
Одиночество, бездна, сойти с ума
В этой яме, где верх означает низ.
Я - броженье, хаос, но я томлюсь
Напряженным желанием разделить.
Где-то я разрежен, а где-то густ,
Значит, есть граница, она болит.
Значит, в хаосе все же назрел разрыв,
Значит что-то явится, не одно
Свет и тьма, и трепетно боязлив,
Свет во тьме закрепляет свое пятно.
Дальше легче, сейчас возникнет вода,
Дальше твердь, а дальше пойдет само,
Поскорее бы! Как же стремлюсь туда,
Куда смог вложить бы я образ мой!
Это буду не я, наконец, не я!
Он, отдельный, способный мне возразить,
Он в своем одиночестве вне меня
Бросит вызов, хоть подвига не завершит.
Но какие игры я с ним начну,
Но в какие выси мы с ним взлетим,
Но какую отыщем с ним глубину,
С обреченным смерти судьей моим!