И в ту минуту, когда ты берешь в руки грифельный карандаш,
Когда не хватает воздуха, снов и слабости в коленях,
Бьешь отраженную тобой пустоту наотмашь -
А потом в осколках ищешь свои когда-то радужные стремления.
Глотаешь сквозь спазм пралине с миндальной горечью
И, конечно, вспоминаешь сны с осадком трепета,
А потом задыхаешься своей проклятой немочью,
Заглядывая в ясные глаза 17-летнего гения.
В этих руках когда-то жарких, вспыльчивых,
Державших весь мир твоих глаз, как зарево,
Синеют прожилками морщинки несмелого инея,
В глазах дотлевает лишь копоть душевной гари.
В чьи-то семнадцать так легко быть богом,
Дерзостью туши править осторожный карандаш,
И брать эту чертову жизнь наскоком,
С каждым мгновением все больше входя в раж.