Под старость, а точнее, ближе к смерти,
Отдав своё и чувству, и уму,
Я вам пишу, но слишком уж не верьте
Подвянувшему слову моему.
Уж крыши никому оно не сносит,
Как говорится: "Стоит ли чернил?"
И нету сил занятье это бросить,
И выполнять, как должно, нету сил.
Но самое дурное, что пугает:
Святая мудрость поседела в дым.
И самому-то скверно помогает,
И бесполезной кажется другим.
А раз не изменяют лишь сомненья,
И мучить продолжают обещать,
Что остаётся? Попросить прощенья.
Всегда поэта есть за что прощать.