Иов

Александр Пиит Радченко
На тихий город, словно одеяло, ночь опускает сумрачный покров.
В подвале бомж на доски лёг устало, среди своих  зовут его - Иов.
Ему полста, а может и поболе, по облику их возраст не понять,
Он перенес вагон душевной боли, сломался человек, что  тут сказать?

Была жена, детишки и достаток, авторитет, престиж и важный пост.
Жил честно, не приемля  лжи и взяток, взаймы давал под слово и не в рост.
Но форс-мажор  унёс всё в одночасье,  жизнь рухнула, как башни близнецы.
Пришли утрата, горе и несчастье. И утонули в водке, все концы.   

Командирован был он от профкома. Когда вернулся, ждал его удар:
Семья сгорела при пожаре  дома, тогда и начался его кошмар.
Он выхода в том ужасе не видел. И был ли выход, если всё не то?
Когда, кого я чем-нибудь обидел? И если есть ты, Господи, за что?!

Он пил и пил, всё, что имел, растратил: реальность, чувства, смысл бытия.
И облик человеческий утратил, изгоем стал от этого питья.
И вот, однажды, в лапы правосудья попал, закрыв какой-то там «висяк», -
Не разбирались с бомжем долго судьи: «Виновен!  Срок пять лет, да будет так!»

В колонию ворота распахнулись - чудовище вошло, ни дать, ни взять.
И даже мы от вида ужаснулись: «Вот это бомж! Из преисподней, знать».
На лагерях, ты, слушатель, заметишь, стереотипов  множество лежит,
Но человеколюбие там встретишь, как не абсурдно вроде бы звучит.

Отмыли, приодели, накормили и надлежащий облик, Иов принял.
О житие-бытье порасспросили: «Устал я жить ребята», - он сказал.
Сочувствие не на словах -  делами, здесь слюни не пускают -  мир другой.
Бесхитростный Иов сдружился с нами, он оказался чистою душой.
 
В беседах часто время коротали, и стал я доверять, как своему.
Стихи друг другу разные читали: он Гете, Шиллера, а я свои ему.
Он эрудитом редким оказался, в нём кладезь знаний, тонкий интеллект.
Филосов мне мудрейший открывался, завёл я даже для цитат конспект.

Он говорил: «Санёк, добро сильнее, и правда в этом мире победит.
Преступность брось, ведь честно жить мудрее, перед тобою светлый путь лежит».
И от бомжа вкушая назиданье, я открывал по-новому, сей мир:
Мораль, духовность, нравственные знания и Библию зачитывал до дыр.

Мы хлеб с Иовом поровну делили, он стал мне братом чутким, дорогим.
И зА пять лет, пуд соли проглотили напополам с товарищем моим.
Но вышел срок, пришла пора расстаться: ему идти, а мне ещё сидеть,
Как больно было с братом мне прощаться, Иов заплакал, я сумел стерпеть.

Семьсот рублей подъёмных выдавали. «Ты ж экономь по первости, братан», -
Его учил я, слушал он едва ли.. Лишь с чаем, грустно так, в руке дрожал стакан.
Ушел Иов, захлопнулись ворота, после обеда принесли привет:
«Вам передача нынче от того то.. здесь распишитесь.. вот он ваш пакет.»

Ругал Иова, злился я ужасно: «Ну надо же, и вправду дуралей!
 И что теперь? Братишка мой прекрасный, ведь передача на семьсот рублей?!»
А через месяц заказным тетрадка, в ней сильное и умное письмо,
Он сообщал, что всё по жизни гладко: «Пиши стихи Санёк, тебе дано».

 Я радовался, пел, ну как ребенок. И Бога с чувством я благодарил,
А по ночам, проснувшись вдруг спросонок, помочь Иову всех святых просил.
По местному каналу я однажды ужасную трагедию смотрел,
Как мужичок, до крайности отважный, детей спасая, в пламени сгорел.

Я как во сне застыл, не выбрав позы. Не дай вам Бог, подобных страшных снов.
Ручьём текли от горя мои слёзы, ведь мужичок тот - брат мой был, Иов!
Пути Господни кто судить посмеет? Его удел нам неисповедим..
Иов мне говорил: «Добро согреет, сгорая сам, братан, свети другим!»