Пружинист, молод и спесив
и – в полной мере –
предоставлен сам себе
и непременно
злопыхателям –
бельмом...
вновь не уняли плотоядные свой голод.
Надолго ли чесночный запах свят?
И что выглядывает из-под грязных пят?
На кладбище опять под небом –
холод...
ах, фитилёк,
ты будешь в канцелярии небесной
морскою пеной
и глоточком пресной...
Вы не пытайтесь в крылья масло лить –
им даже неба для полёта мало.
Несовместимость капель крови –
смерть и страх…
но что у прежнего попутчика в зубах?
Одно на всех заманчивое жало...
иль стержень человеческого духа?
В который раз услышана душою оплеуха,
а посторонним, право, невдомёк,
что время тихо зажигает фитилёк
внутри лампадки –
радужной и вечной,
безумной, несравненной, человечной.
Здесь голос предоставлен сам себе,
своей пружинистой и каверзной судьбе,
подаренной старухой встречной
на память
мне
на время жизни...
ей ведь невдомёк,
что жив лишь временно
в огранке бесконечной
мой жгучий недотрога - фитилёк...