Прошу, сиянье волшебства, уймись,
я не хочу тревожить сущность слова,
не сплю в ночи и вижу, в белый лист
ты прилетаешь из забвенья снова,
как опьянённо шепчешь невпопад
на ушко мне желанной мысли строчку,
и как прохладен светлый водопад
твоих волос, упавших на сорочку,
прохлада рук по-птичьему легка,
свободна и по-кошечьи пушиста,
в них вложено и мастерство стрелка,
и отзвуки цыганского мониста.
Звенит в блестящем градуснике ртуть,
и рвётся столбик жара небесами,
мой сон, мой бред – пружинистый батут
бумажных птиц на имя оригами,
журавлик плавит степень потолка,
в квадрат возводит треугольник жизни,
а в круге вентилятора тоска
и лёгкий ветерок из альтруизма.
Листы легли в расплав из половиц,
замешанный на лапах вдохновенья
стволов еловых и сосновых лиц,
на травах моего стихотворенья,
разбросанных, как пьяный листопад
на нежных приступах моей гортани,
где бродит ласково твоя стопа
в проталинах моих воспоминаний.
Остановлю настенные часы
сегодня будет время неизменно –
моей болезни помыслы чисты –
затворник, узник, музы дальней…
…пленник…
(i)
Ю.