«Царю Небесный... Пресвятая Дева...»
И крестное движение руки.
Молился батя. А в сторонке, слева
Играли в карты пьяные «совки».
Да, тут же, рядом, через метр какой-то,
«Тянул» марксистский пролетариат
Свое «очко». И, словно из брандспойта,
Вовсю хлестал отборный, сочный мат.
На то она — советская «общага»!
Железных коек выстроенный фронт.
Всё на виду. Однако есть и благо —
Никто тебя не выбросит за борт.
Да, есть какая-никакая крыша,
На страже коей высится закон.
Твоя родная, нищенская ниша,
В которой ты ютиться принужден.
Никто не «съест» усердного трудягу,
Два целых метра площади — твои.
Но, батя, батя, я дрожу со страху,
Что выбросят тебя из колеи.
Ты молишься — о, колея святая! —
«Царю Небесный, Отче, помоги...»
И каждый раз, всю нравственность сметая,
Наглеют в оскорблениях враги.
«Дед, ты мешаешь — понимаешь это? —
Нам, нашей жизни, линии, судьбе!»
Сейчас взревут, не выдержав запрета.
Сейчас метнутся, стаей всей, к тебе...
Я жмусь к тебе — плотнее и плотнее.
Враги уже в неистовстве огня.
Они орут — сильнее и сильнее.
Мне страшно, батя... Защити меня!
Закончив класть смиренные поклоны,
Крестом свои «два метра» осенив,
Как бы воздвигнув грозные заслоны,
И, как обычно, строг и молчалив,
Ты притянул меня к себе так нежно,
Так идеально-чутко притянул,
Что в ласках этих тихо, безмятежно,
Забыв про всё, я ангелом уснул...
...Твоя любовь, бесстрашие и вера,
Твоя молитва, да и весь твой вид, —
Не эта ли божественная сфера
Поёт во мне, в словах моих молитв?