Грущу, мой родной. Вот не верила, а – грущу.
Там кто-то вверху, раскрутил эту грусть-пращу
и вылетел камень. Не то что б в мишень, а так.
– Думаешь, знак это?
– Думаю, это знак.
– Думаешь, мимо?
– Да нет, отчего ж, попал.
И тут кто-то в этом моём далеке упал.
К нему подбежали, давай тормошить – «Убит?»,
«Откуда летело?», «Наверно метеорит!»
А он улыбается, только глаза закрыл.
К нему, подбоченясь, пикирует шестикрыл -
«Лежишь?» «А чего ж не лежать, лежу».
«Да вызовы нынче – одни суициды – жуть...»
«Да не, я не этот.» «Да понял уже, бывай.»
И только вокруг попримята трава, трава.
И только вослед херувиму – молва, молва.
И только хорошей приметой слова, слова:
«Грущу мой любимый. Не верила, а грущу.
Там кто-то из вышних зачем-то пустил пращу.
И вылетел камень. Я думала - так, а тут..
Ну, хватит валяться. Давай, собирайся, ждут.»