Анне.
Кареглазый, наивный подсолнух восторженно слеп.
Желторотый юнец одуванчик - готов опушиться,
невзирая на то, что за этим последует смерть.
Разве это причина ему на земле не родиться?
Во вселенной, где каждый отважно сгустившийся ком,
окружён пустотою, готовой повсюду разлиться,
есть планета одна – и она у тебя за окном.
Есть надежда одна – и она в твоём сердце хранится.
* * *
Куда уходит музыка
исчезнувших планет
и где хранятся знания,
которых больше нет?
Не ведаем. Но веруем:
невидимую нить -
надежду драгоценную -
сумеем сохранить.
* * *
Быть может, мы всего лишь чья-то шутка.
Мне всё равно.Темна моя печаль.
Мне жаль всего - мгновение, минутку...
И прошлое, и будущее жаль.
Жаль эту сказку - про живую воду,
и чуда ждущих глаз. И мёртвый лоб...
И этот - для кого же? - небосвода
меняющий узор калейдоскоп.
* * *
Горит
на медленном огне
заката
медь наскальных сосен.
Как будто
мало в глубине
твоих
янтарных комнат, осень,
огня
божественного дня!
* * *
...о нежности, с которой угасает
янтарный лист, не смеющий шепнуть,
о том, что осень - всё же привирает
о красоте земной. Совсем чуть-чуть.
...всё золотыми слитками покрылось -
надгробиями осени, взгляни!
Ты полагаешь, листья - не молились?
Не плакали: "Спаси и сохрани!"?
* * *
Светло, как днём... От снега, что мерцаньем
осыпал скалы, сосны - всё окрест!
Сияет снег! Вот так - сиял бы крест,
когда бы не был смертным наказаньем.
Не отыскать нам Бога - днём с огнём,
коль символ милосердия - распятие!
Оно черту подводит, как проклятие,
под родом человеческим... Гвоздём.
* * *
...должно быть так взывают по ночам -
наперекор запретам-суховеям -
уста пустынь-монахинь - к родникам,
от ереси невольной холодея...
* * *
...камень, брошенный мной в море,
"Тюк!" сказал. Вот так и я -
с тюком, полным бед и горя,
кану в омут бытия...
* * *
В дремучем колодце во тьме обитает вода.
В скрипучем колодце на свет потемнела слюда.
В певучем колодце землёй зарастают года.
Вода умирает. А с ней умирает звезда.
* * *
Настанет миг – и он не за горами:
последняя сорвётся капля - сверху.
И тишина расширится кругами,
от на одной ноге стоящей цапли - смерти.
И это всё. И вся твоя награда
в том, что ты видел, как во сне лунатик:
кошачья недоверчивость зелёных виноградин,
алмазный пепел тлеющих галактик...
* * *
А он обиделся на Божий мир и умер.
Хоть мир прекрасен был - до слёз, до задыхания!
Но он обиделся на Божий мир и умер.
От внутреннего самоистязания.
Нет, он не то чтоб очень пил, он пил не очень.
(Он лишь обиделся на Божий мир и умер.)
Ведь он глядел на этот мир, как Богу в очи -
восторженно! (Потом он взял и умер.)
Вот, собственно и всё. Всего - мгновение.
Но существует ли (по щучьему велению)
весь этот Божий Свет и вся Вселенная -
без широко раскрытых глаз от удивления?
* * *
Словно крохотный остров дрейфует покоем:
утка с маленьким выводком в тихой воде.
Облака проплывают влюблённо – по двое –
не на глади – за гладью – за гранью – на дне.
А из лунной дорожки – к хорошей погоде –
серебристая рыбка блеснёт над прудом...
Сколько маленьких таинств сокрыто в природе!
Сколько маленьких радостей – в сердце моём.