И новая нагрянула пора.
Из жалости, быть может, эта милость.
Сама к нему в рабыни напросилась
Та, что была богинею вчера.
Огнём плиты согрелись вечера.
И пар картофельный туманил очертанья.
Пыхтел ворчливый чайник по утрам,
И у метро закончились свиданья.
Спала любовь пылинкою в коре.
Но как-то в полдень, словно песню – в срубы,
Внесли творенье в кружевном шатре,
Завёрнутое туго, но не грубо.
И как ладонь над крохотным костром,
Румянилась толпа, что приходила.
А за окном над теменью дворов
Уже снежинка-первенец кружила.