Раскинулся бескрайнею тайгой
Колымский лес. Конвой. Лесоповал.
И старый зек на шконке умирал –
В наколках весь и высохший такой –
Живой скелет. И только блеск в глазах,
Его холодный взгляд и глубина –
По-прежнему, людей пленит она!
И зеки, отражаясь в образах,
Впадали в транс, когда он говорил,
И затихал барак. Лишь только лес,
Да синий купол в клеточку небес
Их окружали. В небесах парил
Несбыточной свободы дух святой –
Архангел Михаил. И весь барак
Вдруг затихал. Лишь редкий лай собак,
Или затвором лязгнет часовой…
Он говорил часами напролёт
О Вере и Надежде каждый раз:
«Свобода – внутри каждого из вас,
Она своею жизнью там живёт.
Свободен будь внутри. От мусоров
Твоя свобода не защищена,
Но в мыслях твоих, в помыслах она,
В понятиях законников-воров!
И вот её – такую – не отнять:
На воле, в крытке и на Колыме –
Она одна. И помнит о тебе,
И письма пишет, как старушка-мать.
Читаешь письма ты всегда во сне,
Твой сон – это посланье от неё,
То подсознанье говорит твоё,
Подключенное к Богу-Сатане.
Ведь нет людей хороших и плохих,
А Божий суд верховнее земного,
Держи ответ за действие и слово,
Когда Господь допросит за грехи.
Прислушивайся к голосу души,
Он не обманет, так заведено,
Он с Господом и раем заодно…
Отбой, дежурный! Фазу потуши!»
И засыпали зеки, помолясь,
И каждый точно знал: «Я доживу!»
И дни считал. И грезил наяву,
Себе в своей свободе поклянясь.
И вышло так, что опер-кумовой
От стукачей про проповедь узнал
И в одиночку зека приказал,
И выполнил приказ его конвой…
Прошло семь дней. И вот команда: «Встать!»
Майор заходит в каменный мешок,
А зек лишь на локте подняться смог
И улыбнуться. И упал опять:
«Зачем пришёл ты в камеру ко мне?»
И вздрогнул опер: «Встать, кому сказал?!»
«Не кипиши, майор, гнилой базар,
Мы оба здесь с тобой сидим в тюрьме!
И кто из нас свободней, вот вопрос,
Я на него ответ не нахожу,
Я двадцать лет в тюрьме уже сижу
И, как и ты, щетиною зарос…
И дальше Колымы ведь не пошлют,
И не меня, и не тебя, майор,
Ты если рвач, тогда рвани затвор,
Стреляй! Только когда меня убьют,
Я замолчу. И никак не раньше!»
«Встать, сука! Смирно!! Да ты как посмел
В подобном тоне! Да со мной!..»-бледнел
Майор, потом краснел. «И что дальше?»
«В ШИЗО! Семь суток! А потом в тайгу _
Работать! Лес валить!! И дать топор!!!
Ты почему на шконке до сих пор?»
«А я, майор, работать не могу –
По масти не канает, я ж – блатной,
Я не работаю… В ШИЗО? Пошли!
Мне место поуютней бы нашли,
Где умереть… Расслабься, кумовой!»
Прошло семь дней, и выгнали во двор
Больного зека. «В строй! В тайгу его!»
«Из карцера – в трелёвщики! Бегом!!» -
Прикладом в спину… И он взял топор.
И на глазах оцепеневших крыс
Заточенным, тяжёлым топором,
Оставшись до конца блатным вором,
Со всего маха разбивает вдрызг
Кисть правой руки… И кровь фонтаном:
«Вот так вот хорошо, теперь покой
Над вечной и свободной Колымой,
Над вечным и свободным Магаданом…»
…Освободился старый зек,
Верней, это его душа освободилась,
Эта история прокатилась
По зонам всех Колымских лагерей…
«Свобода внутри каждого из нас»,-
Наколото у деда на культе
Правой руки…мол, травма на винте
Лесоповала…хитро щурит глаз
Бывалый каторжанин, бывший зек:
«Я до поры припрятал свой топор,
Мне не страшны решётки и забор,
Если внутри свободен человек!»