Просыпался я от собственного голоса,
Повторявшего забытые слова,
Что неслись с другого, мертвенного полюса,
Будто я плоды запретные срывал.
Слово ‘Мама’ было главное и первое,
Я её знакомил с обществом гостей,
Но меня по заковыристой гиперболе
Возвращало на измятую постель.
В ночь другую слово ‘Папа!?’ - громким выкриком,
И на лодке удалявшийся Харон.
И отец - из комьев глины словно выкроен,
Возвратившийся с вчерашних похорон.
Объяснял во сне я сыну слово ‘Родина’,
Из каких растёт хребетных позвонков:
Из ограды кособокой, развороченной,
Из сожжённых за сараем дневников.
Из косых, враждебных глаз и грязных окриков,
Непонятного письма и языка.
Как я сам - из-за её чужого облика,
Безутешно в кабаках не просыхал.
23 июня 2011 г.