http://vedomosti.sfo.ru/articles/?article=21201
Надоели кухонный буддизм, площадной байронизм и высокомерный дендизм тусовочников. Поэтому вложенный в руки (так в детстве играли в «булавочку») с надписью «поэту от поэта» томик стихов Петра Морякова «А жизнь идет»--согрел и ободрил.
Поэзия все таки «пресволочнейшая штуковина—существует и не в зуб ногой». В этом убеждают стихи Петра Фадеевича, нашего патриарха радиожурналистики, который был убеленный сединами ветераном уже тогда, когда мы еще не ведали ни седины в бороде, ни беса в ребре. Поэзия эта, правда, предназначена не для прочтения на стадионах и не для метафизических отлетов демиурга. И свет звезды Петра Морякова, как видится, –не в появлении еще одного харизматичного светила, к упьедесталенным стопам которого ринутся неисчислимые толпы фанатов. Она –как бы лишь еще одно напоминание о том, что «Жизнь прожить не сцену перейти» и скорее не столько слепящий, сколько обнадеживающий свет в конце тоннеля, до которого еще идти да идти, хлюпая озябшими ногами и шаря на ощупь. Об этом свете, который все-таки согреет нас, говорил на излете жизни Юрий Нагибин. Это свет мудрости прожитого и выстраданного, радость ощущения ладони рядом, ободряющего слова друга, которое спасет от рубцов на сердце и выпадения в небытие. Это слово не «юноши бледного со взором горящим», а наставления старца. Послание из того возраста непораженной цинизмом, настоявшейся, как хорошее вино, души, когда уже нет желания поразить зычной акустикой, но важно сказать еще не прошедшим этот путь что-то пастулативное. Слова эти —о святом и заветном.
Хоть мы и разные, не схожи,
Но все равны перед Судьбой.
Иной весь светится и что же?
Глядишь, померк. Убит бедой.
Она врывается без спроса,
Находит нас в любой глуши.
И каждый раз с собой уносит
Частицу сердца и души.
Хотя и жгут, и гнут невзгоды,
Но им дано и закалять.
Куда досадней злу в угоду
Себя в безделье растерять.
Вороша страницы книжек Петра Морякова( а в 2003 году им в дополнение к уже сделанному была издан стихотворный сборник «Звезда на излете»), убеждаешься, что Поэзии есть еще что сказать помимо губермановской «горечи и злости» или иртеньевского всепроникающего иронизма, хотя ведь и эти поэты не лгут. В стихотворениях Петра Морякова не найти вызывающе эпатирующего смешения лексик и стилей, какими мы можем услаждать свой слух, читая стихи Тимура Кибирова или Александра Еременко. Они не страдают виртуозно-хрустальными «гандлевизмами» и не бредут бродом Бродского. Эти стихи по-классически просты. И в то же время в них содержится энергия высказывания, оброненного не всуе. Сегодня, когда вырвавшиеся в версификаторские лидеры через головы двух поколений поэты «новой волны» жалуются на то, что не пишется, это особенно удивительно.
«Ну что—все стихи сочиняешь?
Кому они нынче нужны?»
«Тому, кто души в них не чает,
Не все же рабы сатаны.
И сам я рад складному слогу,
Словам, что о светлом скорбят,
И мыслям, что тянутся к Богу».
«Но это же все для себя?
А что для других-то? Поведай!
Они же в долгах, как в шелках.»
«Все боли других и все беды,
Они и во мне, и в стихах».
Это стихотворение под названием «Внутренний диалог» приглашает к подобному диалогу и тех, чей союз по прежнему прекрасен. Открытие Петра Морякова –не в
повышении градуса «поэта психопата и кликуши». «Нет, конечно. Я же не велик. Я такой, как все. Такой и только. А вот жил, как сердце мне велит.» Вот это «Я ведь не велик» -- и «прошибает на фазу». Не знаю даже—какова тут дистанция между лирическим героем и авторам. Да и есть ли она? Поэзия Петра Фадеевича исповедальна и я бы сказал прощальна. Что-то вроде сурово- жизненных стихов ушедшей недавно из жизни Руфи Мееровны Тамариной « Уже не женщина. Еще не птеродактиль…» (альманах «Каменный мост», 2006 год). Удивительна способность уходящего поколения говорить сжато и по делу. И хотя понимаешь, что такой словесный стоицизм не был результатом внешней свободы выбора, обретение необыкновенной внутренней свободы –бесспорно. Поэтому вполне естественны и нефальшивы трагические аккорды о России, народе, мысли о Боге, разговор с ним.
А что ж народ?
Народ в кручине.
А ведь горазд был бунтовать.
Его давно уж приучили,
Куда не просят не встревать.
(«На стыке веков»)
Или:
Велик и свят.
Глядишь, развенчен.
Христос распят—
И все ж он вечен.
Входя в атмосферу, закаленный межпланетным холодом осколок былой планеты, вспыхивает, как спичка в руке андерсеновской девочки. И мы видим падающую звезду, на которую можно загадать желание. В опубликованных недавно устных воспоминаниях звездной в свое время киноактрисы Валентины Малявиной есть фрагмент: с неба падает звезда, она загадывает желание, а Андрей Тарковский с укором говорит: «Не то желанье загадала». И сбылось: у актрисы были в жизни не только необъятная любовь, оглушительная слава, ослепительное признание, но и тюрьма, увечье, грозящее полной слепотой. Наверное, Петр Моряков, загадал «то желание». Сбывается то, о чем только мог мечтать. Ведь это уже немало, когда есть кому сказать свое сокровенное слово и не увидеть в ответ кривую усмешку сноба.
Звезда,
Сгорая на излете,
Внезазапно вспыхнула над рощей.
Ей так хотелось,
Чтобы кто-то
Сберег в душе прощальный росчерк!
Еще не сгорела. Горит. Светит.
Юрий ГОРБАЧЕВ.