Леониду Мончинскому
Потеплело – и первыми листьями
Заиграли деревья, как цацками.
Тут и вышла Сибири амнистия
От весны в честь прихода на царствие.
Зашумели ручьи, и по-дружески
Вертухай улыбнулся, как водится.
И последний зэка Пётр Якушинский
Стал с вещами на выход готовиться.
А ему говорят: «Не спешите,
Нет про Вас указания свыше.
Вы прошение, князь, напишите,
Так быстрее начальство услышит».
А Якушинский перекрестился,
Опустился на нары устало
И сказал: «Я сюда не просился –
И отсюда проситься не стану».
Опустели сибирские рУдники,
На вокзалах и в душах волнения.
В отпусках отдыхают сотрудники
Комитета Глобального Бдения.
И бредут с рундуками фанерными,
И в буфетах Тайшета и Невера
Пьют свободу стаканами мерными
Уцелевшие узники Севера.
Кто родился и жил огольцом там,
Словно птица с подрезанным сердцем,
Кто Колымским кольцом окольцован,
Кто татарином был, кто чеченцем, –
Как бы ни было время жестоко,
Каждый верил примете старинной,
Что приходит весна не с востока,
А из чёрной Омчакской долины.
В облака, как седой головой в купель,
Белым голубем пО ветру вешнему...
И шипел вертухай: «Это оттепель.
Скоро снова всё будет по-прежнему!»
Но сугробы темнели и рушились,
И весне присягали, как истине.
Лишь последний зэка князь Якушинский
Не дождался великой амнистии.
Где-то «дело» его затерялось,
Серой папки никто не коснулся.
А зэка придавила усталость.
Он прилёг – и к утру не проснулся.
Спит и видит он вольную волю
Без оков, без решёток, без вышек.
Небо в долю ему, небо в долю –
И врата, за которые вышел.
Октябрь 2000
Мончинский Леонид Васильевич (1935—2016), писатель, автор книги «Чёрная свеча». В его квартире в Иркутске во время приезда в Сибирь останавливался В. С. Высоцкий. Я дважды бывал в гостях у Мончинского, эту песню он слышал.