Снова, снова я в России, вот ведь странная судьба, не гадал, что вновь приеду, еду, еду не спеша.
Еду, еду налегке, а навстречу лето мне, со слепнями, комарами, по раздолбанной стране.
Еду в гости к другану я о нём потом скажу, мне навстречу перелески, под колёса мне страна.
Год промчался словно песня, вот ведь странная судьба, еду, еду не в Канаду, еду в гости к другану.
По Парижу не скучаю, комаров в машине бью, слепней тоже иногда, искусали, блин, меня.
На дороге мне бабулька, машет горестно рукой, подвези меня сердешный, до деревни до другой.
Вся опрятненько одета, да в заплатах рукава, сумка с ней времён Победы, под платочком голова.
Годы, годы вы лихие, седина из под платка, эх ты, Матушка Россия, и поблёкшие глаза.
Руки скрючены, больные, знать нелёгкая судьба, вся дороженька пустынна, будто вымерла страна.
Я спросил, что за причина, в путь дорожку позвала, мне старушка благочинно, на кладбище еду я.
Помянуть родных и близких, да могилочки прибрать, завтра Троица в России, праздник Божья благодать.
Бабка горестно вздохнула, я одна, как перст жива, всю родню похоронила и слеза из под платка.
Мы к деревне подкатили, да заброшена она, а под горкой, ближе к лесу, церковь брошена видна.
За забором, средь сирени, сплошь могильные кресты, я с бабулькой на кладбище, где лежат её сыны.
Девяностые лихие, всех в могилу их свели, жёны их теперь седые, тяжел им в деревню путь.
Внуки есть, ещё живые, за границей все они, развалили всю Россию, внуки по миру пошли.
Ей уже под девяносто, помирать давно пора, это ведь не к тёще в гости, смерть забыла про меня.
Бабка горестно сказала, оглядела вновь кресты. Ей пора быть на погосте, к Богу ей давно пора.
Мне старушка так сказала у кладбищенских ворот, добрый путь мне пожелала, что сама домой дойдёт.
Я в раздумье сел в машину, по дороге попылил, велика страна Россия, кто ж её так опустил?
"Лоб готовь для щелбана".
Написать стишок прэлестный, иль всю мразь собрать сюда, про Россию-чудо песню, иль мурлом всех в унитаз.
Я сижу и размышляю, и трещит моя башка, много бед у вас, я знаю, на помойку власть пора?
Вам видней, страна ведь ваша, и проблем не мерян край, городишко где-то смыло, а за ним и два села.
А пожары по Сибири, всё природы чудеса, самолёт упал случайно, или поезд под откос?
А с экрана, ох, не ждали, и не верен был прогноз, а страну разворовали, дед Пихто унёс колхоз?
Дурят те и дурят эти, как дурили вас не раз, ЖКХ в развале, правда, газ в Европу, не до вас.
Что нашли, что потеряли, мало рыженьких у вас, я писал, чесал затылок, беды падлы из мешка.
Или поп во всём виновен, лоб готовь для щелбана, а Балда верёвкой крутит, он у омута стоит.
Он с чертей оброк всё ищет, он для вас теперь пиит, Пушкин был, в тираж весь вышел, так воришка не пиит.
Достоевский, да Князь Мышкин, дом ваш нынче сторожит, Нос в Москве всё правду ищет, Гоголь пьян в углу храпит.
В Петербурге Медный Всадник, обалдев, задрал коня и змея шипит предсмертно, не достать ей седока.
Из оконца дует мерзко, ставни настежь, на века, Грибоедов в Крестцах мёрзнет, не досталось стАкана.
Верещагин на баркасе, хлеб жуёт - икры нема, Стенька Разин весь в смятенье, чёлн разбит и нет весла.
Ломоносов во Фрайберге, и учёба не мила, а Толстой в Поляне Ясной, вновь ударился в запой.
Бородинско поле продал и теперь он холостой, он кутнул, деньжата были, Софью сбагрил кой-куда.
А, Аляску, да пропили, не припомню я когда, Крым кому-то подарили, а в ответ два щелбана.
И про Нарву все забыли, а Полтава была зря, все тихонечко пилили, и трещала вся страна.
Ах, Курилы не пропили, так распилите тогда, Герцен в Лондоне с Берёзой, мутят воду, как всегда.
Огарёв растит мимозы, он в Испании в бегах, что ж вы братцы приуныли, царь теперь не при делах.
Дед Щукарь всё это стырил и ударился в бега, на народ все болт забили, зарастай дерьмом страна.