Солнце и Луна

Владимир Могол
Однажды Солнце, в день певучий,
Небрежно глянув из-за Тучи –
На хоровод букашек и цветов,
На зелень радостных лугов,
На, гор блескучие вершины,
На синь морей, и волн морщины,
На томно-нежные долины,
Ручьёв игривых, переливы,
На родники, хрустальных вод,
На птиц, зверей - игривый род,
И приняв всё это всерьёз,
И записав на свой курьёз –
Решило, раз уж всё так вышло,
Негоже чтоб любое дышло,
Бежало впереди телеги,
И нужно узаконить время беги.
То есть, означить все границы,
Для перехода к ночи лицам,
Которые на службе Солнца,
Весь день тоскуют у оконца.
А как пришла в их дом Луна,
То им расслабиться пора.
Вдохнуть свободы до краёв.
И у пустынных берегов,
С названьем непонятным - Сон
Пуститься в тяжкие, найти свой схрон.
И так об этом размышляя,
Велело Солнце – негоже, честь мою роняя,
Всем – от малА и до велИка,
И, невзирая на рода,  и поелику
Луна, всё скрыла от него,
Забыв прошения письмо,
Направить службе президента.
Отныне, всяк, кто у агента,
Не соизволит испросить,
Как дальше – днём и ночью жить.
Тому, на жизнь, налог добавить,
А сон ночной – в разы убавить.
Чтоб знало всё  людское племя,
Что Солнце – главное творенье
Богов бессмертных. И с Луною
Ему бы только лишь порою,
Пристало в небе вместе жить.
Да, и тогда лучом закрыть,
Чтоб знала власть его. И,  долю,
Как на духу, просила бы смягчить свою.
Издав указ, от умиленья,
Читая мысли сотворенье,
Решив – наполнится казна,
Сребром и златом. И мошна
Его теперь, неугомонно подрастёт,
Оно в народ – как Бог – войдёт.
Но, как бывает, повсеместно,
Какой-то писарь, неуместно,
Всю суть приказа – изменил.
И по нему – лик Солнца – уж не мил.
А главной стала там Луна,
И всей небрежностью она,
Повелевает всем богам,
И иже Солнцу – чтоб к ногам,
Её холодным, все припали,
И отогрели, обласкали.
А если кто, супротив власти,
То значит в Сон, до самой страсти.
До самой Тьмы ночной, в аду
Его учить будут уму.

А род людской, взглянув на козни,
И Богоотсутствующие розни,
Решил немного подождать,
Пока Луна и Солнце делят власть.
Ему и не пришло в умы,
Пока трясутся здесь чубы,
Кого-то во главу поставить,
И, самолично, всё исправить.

Мораль сей басни такова,
Люби народ свой – и тогда,
Во время бремени безвластья,
Ты избежишь любых несчастий.