изнасилованный ангелом ребёнок
собирает из желудей и спичек
стереометрическую идею,
в которую можно убежать от отчаяния
сложное кажется простым и неестественным,
как перед стеклянной стеною боли
муха замутившегося рассудка
выглядит естественной и бессильной
и, как продолжение старой любви,
даже за конечным своим смыслом
бытие распространяет свою силу
с ускорением, оторвавшимся от массы
(мы узнаём состарившегося клоуна,
узнаём и пугаемся снова,
по старой памяти описываемся,
по доброй памяти)