После очумевшей в тучах и на ветру полуночи,
после по-собачьи бесцветных и тревожных снов,
после растерянности пробужденья
и сквозящего по полу холодка
совершенно неожиданным виденьем
выплывает из полосатеньких занавесок
матовое окно.
Смотришь в это безглазое виденье,
но в подсвеченном из кухни мираже
видишь только свой силуэт...
А за порогом - туман,
но оказывается - тёплый.
Ох, туман...
но оказывается - уютный.
Сладкий молочный кисель - вдо-осталь...
но что он такое - ты ж и в детстве не знал.
Теплее и слаще запредельного райского бессмертия...
но и ему нет достойных и верных свидетелей.
Уютнее далёкой и такой незнакомой вечности...
Но оттуда ни гостей, ни странников не бывало.
Лоснятся в асфальте ископаемые камешки.
Но весь асфальт под тобой -
площадка в полшага, не больше.
Призрачными апельсинами прокатываются фары.
Только они да рядом - вдруг - стук каблука -
единственные ориентиры,
чтобы не шлёпнуться в небо
и не разлететься по земле.
И пространство вокруг тебя такое ватное,
словно белоснежная камера чистилища.
Остановишься - и будешь ждать:
то ли белый лифт в горнии выси,
то ли дымный провал в сатанинские игрища.
Но для начала ополоснись туманом
и отряхнись от ночной смуты души и ума.
Этот осенний-утренний-сладкий туман...
В нём обитают удивительные вещи:
то рядом с виском вздрогнет ветка,
отрешённая, как заветное воспоминанье,
прекрасная, как забытая птица счастья;
то сбоку выплывет косой угол дома,
то плечо тронет чья-то рука
и близко прозвучит голос: - Ой, извините...
и ты даже успеешь слегка пожалеть
о чём-то милом и неуловимом...
то чистеньким и наивным воздушным шариком
подплывёт круглоглазое личико малыша -
и тебе покажется, что это - маленький ты,
которому снится клубящаяся сказка...
Ах же - ах! этот осенний, утренне-сладкий туман -
подводное молочное царство,
заоблачное государство...
А туман и впрямь начинает клубиться.
И словно испарились наши одежды.
Но мы не вздрагиваем от неожиданного взгляда
только потому, что по-доброму не замечаем
безыскусной наготы друг друга.
И не торопимся. Время растворилось в тумане
и медленно выпало в осадок
на ископаемые камешки, на обмякшие листья.
Вхолостую молотит чей-то будильник,
зависший где-то между землёй и небом.
И в этом молочном безвременье кажется,
и в этой сладостной предвечности видится,
и так простодушно верится:
туман связывает нас друг с другом накоротке,
туман объял нас словно бы крыльями...
И все мы - вот-вот,
обретённые друг другом,
выйдем в мир,
смеясь...
то ли в мелу и извёстке,
то ли в ангельских перьях...