Господи, почему мне все время душно, все время тесно?
Почему ты в дурном настроении взялся за это тесто,
Собираясь лепить сладчайшую в мире сдобу,
Только вбухал в него столько соли, что мертвому морю казалось много?
Столько муки и муки, что я черствее блокадной корки,
Затертой меж половиц квартиры голодного Ленинграда.
Меня и тогда оставляли на черные дни, зная твои уловки,
тебе самому такую меня не надо.
Я тут плесневею, в пыльном своем подполье,
в надежде, что ты найдешь меня как-нибудь, между прочим,
поднимешь, согреешь в шершавых своих ладонях,
вспомнишь, что изначально лепил меня славной дочкой,
добавишь чуть-чуть корицы, чуть-чуть ванили,
немножечко мяты, меда, живой водицы,
и, может, тогда в твоем изобильном мире
я смогу хоть кому-нибудь пригодиться.