Взбежав на сцену и парик поправив,
вы подняли ладонь, чтоб чудной явью
околдовать нас, в бархат кресел вжатых -
секунду, мой великий провожатый!
Простите дерзость и позвольте лично,
Маэстро поприветствовать вас спичем:
«Хотя, Маэстро, нотный лист да сцена -
весь ваш уклад и имя Оригена
вы даже не слыхали, может статься,
но всё ж я попрошу вас попытаться
припомнить с Неба первый шаг в утробу.
Сквозь свет и мрак Земли несётся глобус.
Но как он мал! Здесь, Рая на опушке,
Вселенная не более игрушки.
А сверху Свет и Ангелов оправа,
поющая «Хвала!» и следом «Слава!»…
Вы вспомнили! Вас выдала морщина!
Стук сердца матери и звуки клавесина
Вы слышите затем, свой крик и гаммы
учеников отца. Скворцов за рамой.
Сестры этюды (помните, Вам год) и
чуть позже гаммы, только ваши, вот и
готов ваш дар, в котором даже ножик
от Неба Землю отделить не может -
настолько оба слиты безупречно,
что взглядом ищешь бирку "Мэйд ин Вечность"
Пора кончать. Партер глядит с укором.
Хоть через месяц, два, ну, в общем скоро,
сквозь снегопад потащит дроги кляча,
вдова, детей обнимет дома с плачем,
в грязи увязнет ржавая лопата,
но ваша, Мастер, ясная утрата
грызёт рассудок мыслью неотвязной:
«Как может быть утрата чья-то ясной?»,
и намекают на ответ, подобьем,
газон зеленый прячущие хлопья.
Всё, я молчу. Заждались инструменты.
Ведь каждый миг еще шажок к легенде.
Бессмертной ли? Живой, пока есть ноты,
и музыка, пока есть в мире кто-то,
кто шепчет на галёрке или в ложе:
«Ах, что за звуки! Что за звуки, Боже!»