Пустота звенит в осеннем
исполнении дождей...
Как-то мне сказал Есенин:
"Обходиться без идей
ты не сможешь, очевидно,
так устроен твой портрет,
и тебе не будет стыдно,
что ты стал большой Поэт,
но никто не знает это,
все боятся и молчат,
чтоб признать в тебе Поэта
надо: вместе поскучать,
пережить тоску изгоя
и отверженного боль.
Не даёшь ты им покоя –
результат, конечно, ноль.
Отступиться ты не сможешь,
и не надо делать так:
корчить ночью в темень рожи,
ты же форменный дурак.
Я прошёл огни и воды,
медных труб не слышал я,
у меня шальные годы,
беспокойны у тебя.
Так что друг ты мой, Сережа,
матку правду режь всегда,
и наотмашь бей по роже,
извиняясь иногда
за содеянное в буйстве
в замешательстве времён,
но, придя на утро в чувство,
пересчитывай ворон,
что остались на страницах
и клюют зерно стихов.
Всё написанное в лицах,
и понятное без слов
не уйдёт в пучину с грязью
не отмытою в ручье,
что плетётся самовязью
и висит, как на плече,
у пригорка по-над речкой,
напевая и журча,
он бежал и вился вечно.
Такова судьба ручья.
Не убавить, не прибавить –
строчка вечно холодна,
признавался мне сам Бабель,
черпая её со дна
замутнённости прохладной
с криком, гиком горьких лет.
Ну а ты дорожкой ладной
выбивайся всё же в свет."
Я ответил гениально:
– Ну, зачем Поэту власть?!
Я для них почти астральный,
у меня не та, прости мне, масть:
не могу сгибаться в пояс,
и просить я не хочу,
лучше я под строчкой скроюсь,
над собой похохочу.
Станет весело и даже
мне забавно видеть их,
как они меня все мажут,
топчут ласковый мой стих.
Я пишу не им в угоду,
а всё больше вопреки.
Апеллирую к народу
я в подстрочнике строки.
Перевод звучит банально,
по другому не могу.
"Ну, ты, братец, и нахальный!!!" –
крикнул он и ни гу-гу...
Стихло всё, исчез Есенин.
Долго думал я во тьме:
"Он – Поэт, не скучный гений.
Ну, а я... в своем ль уме?.."
*ДОДУМ - долго думал.