Поимённость невезенья
в осермяженной стране,
где гуляет лишь презренье
к гениальному, ко мне,
улетающему в выси
неизвестности строки.
То ли это всё из жизни,
то ли ночи коротки
стали в полдень своеволья
от безнравственности злой,
словно мне вбивают колья
в Душу, все, прикрыв золой
умолчания на взлёте
в переменчивость судьбы,
что осталась под заплотом,
опираясь на столбы
неосознанной кручины
в ожерельях звёздных лет,
где тоскуют без причины,
где причин-то вовсе нет.
Но такое невезенье,
что и плакать нету сил.
Только горькое презренье,
словно бы озёрный ил
покрывает всё забвеньем –
нету доступа к мечте.
В этом грусть. Не понят гений,
что распят был на кресте
безусловного сомненья
зло невежливой толпой.
Но приходит час прозренья,
испытанье высотой
не полёта, но стремленья
оказаться на звезде,
где отсутствует растленье,
словно бы огонь в воде,
что сбегает не по склону,
а в присутствии других.
Я иду по раскалённой
строчки падающей в стих
невезения отныне
до скончания веков,
будто бы печаль в пустыне
посреди зубастых львов,
что рычат осенней стужей,
бьют наотмашь по лицу
линии дождей досужих,
что стекают по крыльцу
непонятности с пристройкой
беспардонности степной.
И давай, мой друг, не ойкай,
попадая в Мир иной –
поэтической свободы
без цензурной брани лет,
уносящих в небосводы
твой осмеянный совет:
оставаться незаметным
в кутеже словесных банд
и в послании ответном,
поднимающий набат,
понимает, что напрасно
бить тревогу в пустоте,
где и так, и сяк – ужасно,
даже в поле на кусте
оседает пыль презренья,
оперённая как ложь
не из ряда откровенья,
но усеянная сплошь
бриллиантами сомнений
в одиозности страстей.
Чист Душою яркий гений, –
первый враг любых властей,
обещающих премного
разных разностей, но ложь
сыплется на нас со стогом.
И не скажешь ей ты: "Врешь!"
Потому что это правда
перевернутая вдрызг.
Гений для властей, как падла
для авторитетов, жизнь
пресловутая опасна,
понимает каждый франт,
не сама собой ужасна,
а безумием в проран,
устремлённым в одичанье
быть растоптанным сейчас,
сразу после появленья
лёгкой песни без прикрас
о стремлении к наживе
власть имущих мужиков,
что нащупали не жилу,
а проран из дураков,
устремившихся за ними,
отдавая жизнь за так.
Убивая в злобе Имя
за изогнутый пятак,
получают звон награды
и медаль посмертной лжи,
и железные ограды,
и цветущие межи
между прошлым и не новым,
но движением вперёд
с плачем, криком и со стоном
вслед за ним идёт народ
в непонятное былое,
или в будущий запрет,
в настоящее и злое –
современности портрет.