В задремавшем межсезонье
тихо падает листва
и поющим медным звоном
оглашает даль она,
позолотою сверкая,
словно бы закат в степи.
И, багрянцами играя,
состоянье накопив,
покидает край родимый
осень в слякоти дождей
я иду, такой ранимый,
под склоненье падежей.
И приставкою глагольной
норовлю попасть в строку
безмятежно своевольной,
примостившись на суку
неизвестности печальной,
на пути в Святую Высь.
В этом буйстве изначальном,
проживая с честью жизнь,
понимаю, несомненно:
что, зачем, к чему, когда?
И печалюсь в откровенье,
забывая про года,
убегаю в степь наитий
по тропинке миража,
где стоит анфас размытый
на задворках кутежа
неоправданных мечтаний
и несбывшихся надежд
без печали расставаний
на причале без одежд
предосенней суматохи,
не по прихоти, вразрез
социальности эпохи
с перспективою, и без
осмеяния повадок
новых русских на пути
к власти – собственный упадок,
лучшей доли не найти
в перламутре невезенья,
в жемчуговой трескотне,
распадаясь, грусть, на звенья,
возгораясь на огне
из повторов осмеянья
утвердившейся мечты,
за собою в покаянье,
поджигая вновь мосты,
я иду... Куда? Не знаю,
да и знать-то не хочу.
Книгу памяти листаю,
над собою хохочу.