Эпоха на фоне портрета. А. Широглазову

Борис Смуров
                Моя безумная страна…
                Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ

                Срок жизни увеличился, и, может быть, концы
                Поэтов отодвинулись на время!
                В. С. Высоцкий

Придут иные времена, все станет по фиг нам.
Чем ты прославишься, страна, какой эпохою?
Где соловьи и Соловки – почти синонимы.
Где мрут от водки мужики в стране Инонии.
И будет голову ломать историк въедливый,
и не один издаст   роман – ответа нет для нас…

Нам изменить не по зубам годов течение –
и день рожденья, и судьба нам предначертаны.
Не выбирал судьбы пацан – с такой дележкою
он был приписан к Близнецам и году Лошади.
И предстоит ему  испить стихи наркотиком,
и будут ставиться в тупик халдеи отроком.
Те, кто не Лошадь – не поймут, что не профессия,
а амбразура и хомут - Страна Поэзия.

Мессия мечется один  в ангарских  двориках,
он  знает – где-то впереди концерты, сборники.
Но впору горестно вздыхать – поэтов кинули:
ушли Мартыновы бухать, Дантесы – в киллеры.
Рулит кухарка в полынью вращая вОжжами,
качнут кремлевскую ладью, кто вышел рожами.
Сойдутся в Пуще фраера – и все потеряно,
как расщепление ядра – распад империи.
Колосьев сноп в гербе у нас – с подачи Ленина,
но превращается страна в продукт деления.
Гремит чеченская война, и с гор – гаденыши,
и  умывается страна в крови Буденновска.
И бьют без промаха по нам законы с актами,
и тихо плавится страна, как ТВЭЛ в реакторе.
Когда из вузов молодежь уходит в грузчики,
жить – приговор – в стране пройдох, в стране опущенной.

В России нечего ловить, но жизнь не кончена,
пока ведутся соловьи на Вологодчине.
Кто за бугор – ищи-свищи, а кто в отчаяньи:
окурком в грязь, как кур в ощип,  в страну впечатанный.
Поэта хлебом не корми – пройтись по лезвию:
в твои Христовы 33 грядет миллениум.
И только ахает страна над рокировкою:
ладьей кремлевская стена – две тыщи проклятый.
И снова мачехой страна – сценарий правильный,
и Черной речки времена – дуэли с Авиным.

Башка достала с бодуна, на сердце муторно,
и наступили времена две тыщи смутные…
Какой там к черту календарь – наследство майя нам:
вот март две тысячи двена… -  ух, покумарит нас!
Что нам какой-то там декабрь – довольно марта с нас,
проснемся снова в дураках – «народ и партия».
И по спине бежит озноб – чем Русь засеяна,
а   флаг на треть с голубизной – в честь Моисеева?
Давно сменили карты цвет и передернуты,
тайги и леса больше нет – есть территории.
И не поднять у Вия век – глаза залитые,
и весь в надежде человек спастись молитвою.
«Иже еси на небеси…» – а ну умолкли, вы! –
страна на ниточке висит мечом дамокловым.
Прости содеянных, страна, грехов  людьми твоя!
Но возвратились времена – приход Лжедмитрия.
Четыре пишем,  два в уме – рубеж Высоцкого,
братки в Кремле, а не в тюрьме затмили солнцевских.
И продается вся страна – гуртом и в розницу,
такие нынче времена – спросите Познера.
Народ  российский? Хрен на ны! – Бульон Опарина.
Твоя судьба в судьбу страны навеки впаяна.
Опять пожары над страной – страна под ляхами,
Москва лужком лежит у ног – кусочек лакомый…
В руках билет – чего скрывать – на фронт повесткою.
Грохочет струнами трамвай череповецкими.
В Москву! В Москву! В вагоне спят.  Вагон качается.
Пусть подкатило 45 – жизнь не кончается.
На олигархов и на власть ножи наточены:
«Ну, кто здесь временные? Слазь!» – и многоточие…

И подытожит старый хрен – все вехи названы:
«Стоит эпоха на дворе  - век Широглазова».