Джон МакКоул, отличник, неохотник до отношений,
засланный гордой маман в Сорбонну,
под сенью отцовского благословенья,
и зацелованный целой семьей
по шею,
оказался как тверже кремня,
так непреклонней пятницы,
идущей за четвергом..:
"Я наплевал на все,
и снял...нет, не угадаете...,
нет, не виллу, и не номер
с таким окном,
что там видно Сенну,
как капельку на ладони.. -
Там был дом,
и, Бог знает,
как он устроен, -
мне досталась комната
в 10 моих шагов... -
но мне хватило ума остаться"
Шел
пыльный и апатичный 87-ой,
он учил иностранный, за ним -
- второй,
приручал экономику, право...
"Моя жизнь изменила строй,
и убила логику прожитых мною
лет -
я на любой вопрос за секунду
давал ответ,
пока в наш дом не прибилась Полль"
Прибилась к берегу, как бутылка,
брошенная второпях.
"...ее комната стала левая от моей,
все, что тогда я слышал,
было вялое клацанье
ржавых насквозь ключей,
и тихая рябь шагов,
затихающих у окна.
В незнакомом соседстве
мы прожили весь апрель"
Как видно, не чья-то дочь
и подруга.
Сестра. И какая уж там жена?..
Каждый день за собою
как таскала нового,
так уходила на день сама.
Переливалось из пустого
в порожнее
ее оскаленное одиночество,
как простая на вид вода.
"От нечего делать
я считал этих типов
по головам,
вечерами давал иностранные
названия городам,
вгрызался в гранит наук,
и думал, что знаю все..
Пока не вернулась Полль,
и с хриплым, неясным
"Что...
ну, наверное, доигралась..."
обрушилась в моих дверях,
как будто знала меня всего...
Ее ссадины и ушибы казалось
были как у собаки,
изувеченной ни за что -
- за наивную мордочку
и желание теплоты.
Так, после восьми бинтов,
склянки йода и чашки кофе,
мы негласно звались на
"ты"
И две комнаты в 10 шагов
перестраивались в одну.
Он сигналил ее душе,
как маяк затонувшему
кораблю,
повторяя ей очень часто:
"Помогу тебе, чем смогу...",
но плотность света вокруг
нее
стремительно шла к нулю.
Он сам не знал, на кого надеяться,
и впервые за жизнь молился,
что их мысли где-то пересечет,
он смотрел в ее пустые насквозь
глаза:
"Этот город внутри дерёт..!
Уезжай. Уходи, пока это еще
не поздно,
начни свою повесть с нового,
не зачеркнутого листа" -
(Он тогда ночь не спал,
примерял слова,
что давно так хотел
сказать)
Все оборвалось, как лавина
летит
с заснеженных белых гор,
со словами
"К чему все сначала, Джонни,
если мне нечего начинать?..."
Будто ее задушила банда
грязных
и глухих до всего мужчин,
и было это слишком давно
для того, чтобы выйти
в жизнь.
Последним ударом, было,
я помню,
утро,
туманное, в серых пятнах:
ее чашка качалась в пальцах,
как росинка на краю
засыхающего вдрызг
листа.
Она упала. И с тем же
звоном,
как падает жизнь сама.
И он бросился ее поднять...,
а она, опершись о стол,
как о последнее, что еще
пребывает в своем уме,
выдыхает:
"Признайся: ты думал,
мне 40 лет?...
или сколько? больше?
Ты бы не догадался сразу.
Это платье и туфли
стерты на год вперед.
Мне больше ничего
не хочется.
Но я моложе тебя,
МакКоул..."
"Мне оставалось только
открывать от бессилья рот,
и в забытьи обходить углы
моей комнаты, что потеряла
часть.
Я учил экономику, право...
Черт!...я думал - вижу
этот адовый механизм,
что заставляет весь Мир
вертется..
Все это. Господи. Да зачем?!
Когда здесь, в соседней комнате
от моей,
лежит без сил средоточье
всей горечи и проблем,
всех бедствий.
Она уже ничего не хочет..."
***
В этот год, жизнь, забыв одеться,
показала раны, и врожденный дефект
нутра.
Он уехал, а Полль осталась
в одной комнате,
у окна.