ОТЕЦ

Александр Балтин
  1
Отец, я знал тебя насколько?
Ответ не представляю сам.
И дней моих мелка фасолька:
Суп — из — текущий по усам.

В многоквартирном жили доме
Мы в коммуналке — велика.
Ищу я данных в первом томе
Судьбы — она издалека.

Когда-то здесь жила певица
И знаменитою была.
К ней папа петь ходил учиться —
И опера его влекла.

Жила у той певицы мама —
В каком не помню я родстве.
Тут с папой встретились. Тут яма
Незнанья моего.
В Москве
Тогда сплошные коммуналки…
Отец певцом не стал, увы.
Был физиком, работал ярко,
И знал все улочки Москвы.

И часто мы бродили с папой
Коленчатыми — хороши.
И по асфальту вёл я палкой,
И радовался от души.

И всю страну отец объездил,
И книжником изрядным был.
И рано умер. Сколь исчез он?
Я веру поздно ощутил.

А папа в пятьдесят с немногим
Скончался — было мне тогда
Так мало — девятнадцать.
Строгим
Мой папа не был никогда.

Лежал в гробу, лицо так строго.
Мне девятнадцать. Папа стар —
 Тогда казалось. А дорога
Моя в начале. В общем — старт.

Как мало прожил — понимаю
Сегодня — папа! Сколько с ним
Мы не договорили знаю,
Поскольку сам я стал седым.

Он физик был — и он же лирик,
Он путешественник, атлет.
А я — поэт подпольный, мистик.
А папа верил или нет?

Как много с папой говорили,
Раз начал рано я читать.
О вере никогда. Но были
Советские — что тут сказать?

Мои все интересы папа
Так стимулировал всегда!
Монеты, марки. Даже кассы
Театров вспомню иногда.

По «букам» с папою ходили.
Таинственные в полутьме
Мерцали книги. Ту купили.
На лыжах мчали по зиме.

Отец! Ты жив, я ощущаю!
Раз в снегопаде я тебя,
Увидел — было…Понимаю —
Так шутит острая судьба.

Я шёл за человеком — мнилось
За папою: договорить
Мне шанс даётся — будто милость,
И дальше по-другому жить.

Но не было такого шанса.
Шёл снег. Насколь я знал отца?
В пустое серое пространство
Вопрос втыкаю без конца…

  2
(стихотворение в прозе)
Мы жили в огромном многоквартирном доме, составленном из коммуналок; в доме со скрипучими полами и потолками столь высокими, что мне, ребёнку, они казались небесами в миниатюре…Дом находился возле метро Новослободская — надо было нырнуть в подземный переход и пройти немного влево, и вот он вставал — как древняя крепость, жёлтый, длинный — всего лишь пятиэтажный, но очень высокий…Некогда в этой квартире жила Матова — заслуженная артистка Большого, лучшая Аида 30-х годов, ныне совершенно забытая; она прописала у себя маму, когда та приехала учиться в институте — приехала из Калуги, откуда и Матова была родом, но в каком родстве мама состояла с нею — не знаю…А у Матовой частным образом ходил брать уроки пения отец: тут они и познакомились…
Детство отца прошло в тесной квартирке, в домике в Хохловском переулке; прошло — отчасти в переулочной, шумной, мальчишеской жизни с драками и футболом…
Много ли я знаю об отце? Он был блестящ: физик, путешественник, объездивший весь Союз — мир манил, и как бы ни раскрывался, всё равно был интересен каждым нюансом; отец — обладатель профессионального баритона и нескольких разрядов по разным видам спорта, библиофил и филателист — знавший всё на свете, как мне казалось; отец, умерший в 52 года — мне, тогда 19-летнему, мнилось: это возраст…
Бесконечные прогулки с отцом — по привлекательной, переулочной, такой богатой в нюансах Москве; бесконечные разговоры — о сути, сути всего: о книгах, идеях…никогда о вере и Боге; я так и не знаю, что отец думал, чувствовал в этом плане.
Кадры воспоминаний: вот папа учит меня читать, я скорчился над «Чёрной курицей» Погорельского и буковки, вроде знакомые, никак не складываются в слова, точно сопротивляются — никак мне не одолеть премудрость что ли? Отец мягок и терпелив, и далеко, далеко мне ещё до школы.
Гуляем с отцом в Екатерининском ныне — как назывался тогда? — парке, и плавные утки рассекают жидкое стекло пруда, и батон захвачен предусмотрительно.
А вот папа вернулся домой, и достаёт маленькую записную книжку, и говорит заговорщицки: Смотри какие — и страницы книжки переложены марками, и радуга расцветает легко.
Мы переехали потом на ВДНХ, в отдельную квартиру; и я рос, интересуясь многим, но чем бы ни увлекался я — отец тут же стимулировал и направлял интерес. Эти походы по «букам», где таинственная полутьма озарялась доставаемой букинистом редкостью! Театральные страсти, когда билеты добывались с переплатой, и обсуждалась долго потом физика и ткань представленья; монетные и марочные чёрные рынки с разнообразием лиц и предметов…
Сколь ты во мне отец, так и не узнанный мною?
Сколь мы не договорили с тобой?..