Что ни слово – то яд, если только не плеть.
Тихо охнула Марья, роняя кольцо.
Покатилась по полу зеленая медь,
Повела, понесла на резное крыльцо.
Где ни окон, ни крыш, где хохочет лешак,
В деревянных ладонях хлопочет душа.
Только охнула Марья, сжимая пятак,
Страшно, съежилась даже цветастая шаль.
Псы взбрехнули вдали, огоньков не достать,
Уцепилась за платье лохматая тень.
Занесла, знать, нелегкая, вор или тать,
Но легко понесла над землёй за плетень.
По-над лесом, визжащим, как сто колдунов,
Мимо тёмных старух на летучей метле,
Там, где свет куполов, там, где тьма куполов,
Где святые под нимбами, словно в петле,
Где на тройке с тремя колокольцами солнце,
Где на башне Ивана Великого звон,
Где зелёные, медные, тонкие кольца
Станут золотом Господа, павшим на кон.
Я не верю, – неужто меня ослепили,
По просторам из края на край кто-то нёс?
Белоликие храмы, к которым на шпили
Присосались пиявками щупальца звёзд.
Кто мы? Кто устилает наш путь
В царстве вечных земных полнолуний?
Вселенская нечисть, родимая жуть –
Трижды за плечо, коль успеем, плюнем.
Тихо охнула Марья и стала вдруг пылью.
И упали на тропку в засохшую грязь
Только платье с разрезом, где прятались крылья
Да младенец с лучистыми звездами глаз,
Да младенец со звездами,
Да младенец со звездами
В нас.