Школьная фотография

 

Мой сын меня на фотографии узнал,
И пальцем вдруг на галстук указал:
— Ты разве тоже пионером был
И дружбу с Павликом Морозовым водил?.. —
В глазах — не то улыбка, не то — стыд?
Да и вообще какой-то жалкий вид.
Взглянул с опаской сын в глаза мои
И выдавил: — Ну ладно, извини. —
И отошёл. Включил магнитофон.
Так и не поняв, что ж наделал он.

А я остался, но закрыл альбом.
Хоть столько дорогого было в нём.
Я силился понять и всё не мог:
Неужто сын и правду так далёк
От тех, семидесятых? Что за бред!
Прошло всего каких-то двадцать лет.
А впрочем, кто же станет отрицать —
Год перестроечный считается,  как пять.
Но не вперед. Конечно же — назад.
(Помножим десять на пять — пятьдесят).
...Опять война, разруха. Все как есть.
И в то же время — шик, обжорство, лесть.
Два мира. Очень разных и чужих —
От нищих лишь два шага до крутых.
Неподалёку, где-то на краю
Найдёте, верно, и мою семью.
Не ходят дети у меня с сумой,
Но ужин, честно, очень скуден мой.
Ну ладно, Бог с ним, с ужином. Меня
Сейчас волнуют больше сыновья.
Что всё же они знают обо мне?
Тем паче — о своей родной стране?
Историю, ну чуть не каждый день
Вымарывают все, кому не лень.
Страницами и главами — долой.
Вчерашних звёзд — поганою метлой.
А на героев — этих бедолаг —
Все вешают и кошек, и собак.
Да так, что вскоре сам не разберёшь:
Где правду говоришь, где тоже — врешь.
Морозовы: и Павлик, и Трофим.
Я с болью отношусь к обоим к ним.
Сын на отца — российская печаль.
Не только их, но и себя мне жаль...

Я целый вечер просидел в тиши.
Но что ответить сыну — не решил.
Убрал в комод потрепанный альбом,
Недосмотрев, оставив на потом.