Я спокоен. Но, однако,
суета меня смешит.
Истолкован я двояко,
белой нитью был пошит
на меня кафтан позора,
но с примеркой на глупца.
Бьют меня, как бил Трезора
брат радетеля купца.
Лишь за то, что этой ночью
пёс залаял, не вполне,
увидав луну воочью
вздёрнутую на струне
из отчаянья и скуки,
в переливах злой молвы,
где давно угасли звуки,
доносясь из синевы
беспокойства на причале
в перевёрнутой звезде.
Там, где грусть, печаль кричали,
бились лошади в узде
золочёного проклятья
с ярким вывертом степей,
где меняли грубо платья
и свободу степеней,
оставаясь в беспределе
суеты в осенней мгле,
где закончились не трели,
честь иссякла на Земле.