Из воспоминаний моего отца.
Продолжение...
Хочу назвать всех членов экипажа, так как этот полёт для нас оказался роковым. Инструктор, как я уже сказал, был Баутин, командир Ячменёв, штурман Гриша Коробко, бортмеханик Толя Евдокимов, стрелок Лёша Кадралиев и я. Всех, за исключением инструктора, я хорошо знал. С каждым из них в своё время летал в том или другом экипаже.
На этот раз я был уже спокойнее, видимо, потому, что это был уже не первый вылет в тыл противника. Если в первый раз я летел, даже примерно не зная, куда, то в этот раз я знал цель нашего задания. Летели мы к партизанам, окружённым немцами в 50 километрах севернее г. Борисов, что на реке Березень к северу от Минска.
Вылетели, как и в первый раз, с наступлением сумерек. У меня тут же начались нелады. Сразу же после взлёта я так и не смог связаться с наземной радиостанцией. Причину до сих пор не могу объяснить. Самолёт С-47 был американский, радиоаппаратура мощная, а связи не было. Прошло полчаса, час, я испробовал всё, а связи нет. Как перелетали фронт, я, занятый связью, не видел, только подошёл Гриша Коробко и сказал: "Кончай, пойдём груз бросать." Значит, мы уже над целью.
Дело это для меня было привычное. Вышли мы втроём - штурман, бортмеханик и я. Пилоты и стрелок остались на местах. Бросать груз должны были в одну левую дверь. Подтащили и приготовили несколько мешков для первого захода и по сигналу сирены сбросили за первый заход пять или шесть мешков. Пока пилоты делали "восьмёрку", подготовили следующую партию. Как и обычно, двое поднимали переднюю часть мешка, а а третий сзади выталкивал его за борт. Я стоял справа от мешков, то есть, лицом к хвосту. И вот, при втором заходе, по сигналу "сброс", вытолкнули первые два мешка, и вдруг самолёт резко встряхнуло, он, как будто, на что-то натолкнулся и резко сбавил скорость, а я увидел через раскрытую дверь, за стабилизатором, раскрывшийся купол парашюта и понял, что парашют, на котором висел мешок, зацепился за хвост. Я крикнул об этом ребятам (они еще не поняли, что случилось). В ту же секунду самолёт "клюнул" носом, а я успел присесть на корточки и ухватился за металлическую скобу.
Раньше я слышал от товарищей, которым приходилось смотреть "смерти в глаза", что в подобных критических ситуациях в памяти человека за доли секунды проносится вся его жизнь. И теперь в том, что это действительно так, я убедился сам. Бросали груз с высоты 100 метров. Значит, с того момента, как самолёт "клюнул" носом и резко пошёл вниз и до удара о землю, прошли, действительно, считанные секунды. А я до сих пор помню, о чём я за это время успел подумать. Первой мелькнула мысль, что вот и конец моей короткой жизни. Кто-то будет жить, жизнь будет продолжаться, но всё это будет уже без меня. Вот так и погибают. Раньше, когда самолёт не возвращался на базу, подумал я, мы гадали и предполагали, что же с ним произошло, а я пытался представить себя на месте этого экипажа и перебирал в уме разные вещи, о которых может думать человек в последние секунды своей жизни, когда он ещё жив, но знает, что обречён и через несколько секунд его не станет. Теперь я оказался сам в таком положении и понял, как погибают и о чём думают в эти последние мгновения. Ещё я подумал о том, что вот так же, на базе, кто-то будет думать о том, о чем думали мы, а об этом, теперь я знаю, можно узнать лишь только побывав в этой ситуации. Ещё я подумал о маме, о том, как она будет убиваться, когда получит сообщение о моей смерти. И опять о том, что жизнь будет продолжаться, но без меня. И так страстно мне, 19-летнему, захотелось, чтобы всё это оказалось не реальностью, а сном, чтобы я проснулся, как иногда бывает в страшном сне.
Но пришёл я в себя ( а мог бы и не придти), когда мы были уже на земле и всё было кончено. Последнее, что я запомнил, были верхушки деревьев, которые я увидел в раскрытую дверь. При падении самолёта я получил удар в правый висок и потерял сознание. Очнулся с перевязанной головой и долго не мог вспомнить, что же с нами произошло. Разговор был такой :
- Что с нами произошло?
- Упали.
- Как упали?
- Ну, как упали...Помнишь, бросали мешки?
- Помню.
- Помнишь, парашют зацепился за хвост?
- Помню.
- Ну, вот и упали.
И только после этого разговора у меня всё восстановилось в памяти. Штурман и бортмеханик оказались невредимы, у стрелка был поврежден позвоночник, а о пилотах пока ничего не знали. Я поинтересовался у штурмана, далеко ли мы упали от партизан и где могут быть немцы. Но определённо он и сам ничего не знал. На улице было ещё темно, из самолёта мы не выходили и в первую очередь стали пробираться в пилотскую кабину, чтобы оказать помощь пилотам. С трудом открыли перекосившуюся дверь и увидели страшную картину.
Пилотская кабина была смята, как яичная скорлупа. С трудом добрались до её передней части, подсветили фонариком и под обломками увидели труп командира Ячменёва. Да, именно труп...Его скрюченный и закостенелый вид не оставлял никаких надежд на то, что он еще жив. А с правой стороны раздавались хрипы и бульканье. Направили луч фонаря туда и увидели смятого в неестественной позе Баутина. Он был жив, и из груди у него вырывались эти звуки.
Продолжение следует...