Практические замечания к переводу госпожой Винокуровой стихотворения «Печальный» Генриха Гейне. Интерпретация дискурса как методика перевода.
Статья посвящена некоторым отдельным особенностям перевода художественного текста. Эта тема широко кореллирует с популярной в наше время лингво-стилистической интерпретацией текстов. Как заметил профессор Т. Херд, «литературный (да и не только) перевод является ни чем иным как попыткой интерпретации на межъязыковом уровне». Соглашаясь с этим, хотим добавить, что сама по себе интерпретация переведенного текста невозможна, если расшифровывающий не знаком с языком и дискурсом - оригиналом. В этом плане, анализ перевода очень опасен, а недвуязычная интерпретация изложенного на другом языке произведения есть ни что иное, чем попытка понять переводчика, а не писателя.
В поэзии, как ни в каком другом виде искусства, важно понятие «идиостиля». Как говорит известный немецкий поэт Кристиан Моргенштерн «Право поэта – это право менять язык. Право читателя – это право соглашаться с этими изменениями, или нет». Резкое несовпадение идиостиля писателя с литературными нормами языка перевода не может быть обработано без нарушения грамматических и других правил.
Художественные произведения, которые существуют на нескольких языках, безусловно, являются разными текстами с одним связующим их дискурсом (автор, его идея, его жизненный опыт, его культурное окружение, история его страны).
При этом идиостили (наполнение концептов, грамматическое различие языков, различие культурного окружения и менталитета писателя и переводчика) могут и должны отличаться. Это отличие является принципиальным для работы.
Здесь имеется в виду, что при переводе (без него стихотворение не доступно большинству читателей, а значит - неполноценно в смысле применения к общеязыковым структурным дискурсивным восприятиям), стихотворение обязано принять некие условности чужого языка, его грамматический строй и систему образов...
По умолчанию считается, что дискурсы социальные переводятся на чужой язык наиболее правильно, так как их можно пояснить на языке приема прозой... Но такт ли это?
Например, в стихотворении Бродского "Не выходи из комнаты", мы встречаем противопоставление жизни и смерти, закодированное в социальный дискурс:
"зачем тебе солнце, если куришь ты шипку?".
Шипка,- сигареты, по одной из версий, болгарские. Но даже знание этого факта, которое вполне можно при переводе пояснить иностранцу, не соединенное с ассоциативным полем русского языка (в СССР в 50-60 годах сигареты «Шипка» называли «братской могилой» за ярко выраженное отрицательное воздействие на здоровье), не может помочь представителю другой системы концептов понять, почему именно это слово употреблено именно в этом тексте. Это означает, что слово «шипка» в немецком тексте появиться не может. Оно в нем и не появляется, происходит его замена на фразу «wie ein Dampfer rauchst». Дословный перевод «Куришь, как паровая машина», то есть много и с огромным вредом для здоровья. Данный перевод затрагивает определенные коннотации в немецком языке, однако теряет все свое наполнение оригинала, разрушая саму «русскость» данного текста. Вместе с тем, как показывают опросы читателей-немцев, они понимают основную мысль текста, так же, как ее поняли бы русские. Вместе с тем, - это и семантически, и грамматически и даже коннотативно – два разных текста.
Таким образом, перевод стихотворения – это перевод дискурса, но не идиостиля.
Отсюда возникает проблема методики замены дискурсов, которая решила бы проблему перевода креативных элементов языка. Эта система должна эффективно решать следующие задачи.
1. Позволять сохранить стиль автора и его творческую индивидуальность при переводе.
2. Установить границы изменения грамматической и лексической структур языка-приемника с целью избежать окончательного превращения перевода в отдельное стихотворение.
3. Помочь переводчику, не в совершенстве владеющему историей, культурой и менталитетом нации, создающей произведение, найти информацию о словах и концептах, обобщить опыт перевода.
4. Построить саму методику перевода на принципах, сходных, по своей структуре, с принципами родства в языковой семье
Но обратимся к нашему переводу. Он был осуществен госпожой Винокуровой, носителем немецкого языка с совершенным знанием русского (госпожа Винокурова несколько работала в Воронеже на филологическом факультете преподавателем немецкой литературы)
Генрих Гейне. Печальный.
Всем сердцам – больнее боли,
Видеть бедного юнца,
Что у рока в злой неволе
Роль играет мертвеца.
Нас пугают, не надолго,
Отраженные черты,
То ли солнца, то ли Бога,
То ли просто пустоты...
В лес от шума городского!
Говорят, – там птичий звон,
Среди шороха лесного
Погружает душу в сон.
Но как только ты, изгнанник,
Леса темного достиг,
Пенье птиц и шорох-странник
Прекратились, - в тот же миг
В рамках данной статьи мы обговорим только перевод первого четверостишья.
Allen tut es weh im Herzen,
Die den bleichen Knaben sehn,
Dem die Leiden, dem die Schmerzen
Aufs Gesicht geschrieben stehn
Перевод дословный - подстрочник
Всем причиняет боль в сердцах,
Кто видит бледного парня,
Которому Страдания и Боли
Стоят, вписанные в лицо…
При переводе на русский язык коренному изменению подвергнется дискурс стандартного типа "Aufs Gesicht geschrieben stehn". Перевод дословный: «вписанные на лицо и стоящие на лице»
В русском языке существует дискурсовариант "быть написанным на лице", но при этом отсутствует позиция с немецким добавочным глаголом "stehn"(стоять), то есть перевод фразы с учетом чисто русского оборота не передаст всей сути литературного образа. Вместе с глаголом теряется значение длительности действия и публичности действия, более детальное описание внешности.
Глагол этот, кроме того, маркирует продолжительность трагического состояния юноши. Для обозначения этой длительности русский язык располагает оборотом "быть отпечатанным на лице", то есть правильным, с точки зрения точности, был бы перевод «быть впечатанным в лицо».
Можно было бы предположить, что разница дискурсов не столь принципиальна, и возможен поиск адекватного перевода, но на грамматическом уровне встает вопрос правильного использования активного и пассивного залогов. Если боль "впечатана в лицо", то предполагается наличие производителя действия, которого в стихотворении – оригинале нет.
Искусственное введение такого грамматического лица исказит мысль автора. Здесь надо учитывать, что в немецком языке существует позиция «грамматического субъекта», то есть исключены конструкции с предложением без подлежащего, - таким образом, не называть субъект автор может только намеренно.
Как выйти из такой ситуации? Нам представляется, что адекватный перевод этого текста лежит не в области исследования текстового материала, а в области многоуровневой дискурсной интерпретации.
Эту интерпретацию предлагается осуществлять на следующих уровнях.
; Уровень 1. Совпадение основных посылов автора с исходным текстом.
; Описание юноши, который своим видом причиняет людям боль.
; Причина боли – неизвестна и таинственна.
; Следствие боли – парень бледен, несчастен, виной его несчастью не его действия, а его переживания.
; Уровень 2. Наиболее точное лексико-стилистическое соответствие перевода и текста.
; В этом плане должны быть удалены, как несоответствующие дискурсному полю русского языка следующие элементы «быть вписанным в лицо», «всем причиняет боль в сердцах».
; Наиболее точное соответствие свободно отобранных элементов русского языка соответствующим немецким элементам.
; В этом плане необходимо передать русскими дискурсами значения немецких дискурсов.
; Уровень 3. Учет методических ограничений.
; Ограничение фонетическое.
; Мы не имеем права нарушить размер ни тип рифмы.
; Ограничение графическое.
; Мы не имеем право менять объем текста и способ его написания.
; Ограничение дискурсное.
; Мы должны передать идеодискурс иностранного языка при помощи дискурсов русского языка.
Теперь мы подвергаем концептуальному анализу перевод четверостишья, который привели выше. Автор исходит из того, что юноше плохо (в немецком языке значение слова „Knabe“ – юноша, маркировано как архаизм и перешло в разговорный жанр с оттенком иронии). Но во времена Гейне это не было ни архаизмом, ни разговорным словом. Отсюда допустим перевод – юнец. Это слово не архаично, но и не продуктивно в литературном языке, маркировано, однако, как ироничное.
Страдания отражаются на лице молодого человека. Однако слово «лицо» не упоминается в тексте как объект внимания. Оно поставлено в слабую позицию, что подчеркивает внимание автора к чувствам, эмоциональному миру героя. Учитывая проблемные позиции перевода фразы «aufs Gesicht geschrieben stehen», о которых мы говорили выше, перевод слова – лицо, не принципиален и может поставить нас перед проблемой создания в русском языке окказионального устойчивого выражения, что крайне непродуктивно и доступно не всем переводчикам. Таким образом, появляется возможность, или необходимость, избавиться от этой фразы полностью, что обусловлено грамматическими отличиями форм пассивного и активного залогов и разницей в построение устойчивых выражений.
Данная ситуация причиняет боль окружающим. Для юноши она неестественна, иначе была бы непонятна сама эмоциональная реакция окружающих на происходящее. Что же вызывает эту боль? Этот вопрос, который, для носителя русского языка, является простым и выводится из контекста, для носителя немецкого языка – вопрос более сложный. Дело в том, что, как мы уже упоминали, в немецком языке невозможны предложения без субъекта. Поэтому на вопрос «кто или что причиняет боль» - требуется ответ в форме безличного местоимения „es“ в позиции подлежащего. На русский язык эта позиция не переводится, однако, если мы скажем, что «переживания причиняют боль», то нарушим сам строй немецкого стиха, так как «es» кроме грамматической, выполняет важную структурно-понятийную функцию, - оно относится к загадке, к тайне переживаний, которую, вместе с болью, испытывают наблюдающие. Если мы переведем данное предложение, не учитывая языковой особенности немецкого языка, то его «русизация» будет чрезмерной. Необходим поиск дискурса, в котором был бы пропущенный элемент предложения, при этом оставляющий поле для раскодирования сигнала. К счастью, в русском языке это не трудно. Тем более, что люди, в языке-оригинале, обозначены через местоименный союз „die“ - которые, и потому вполне могут быть заменены метонимией, по принципу – «болит сердце у людей» - «болят сердца…»
Всем сердцам – больнее боли,
Встретить бедного юнца,
Что у рока в злой неволе
Роль играет мертвеца…
Слово «рок» возникает также как замена выпадающему при переводе личному местоимению, и как усиление значения таинственности происходящего.
Переводчик видит активный залог в немецком оригинале. Логика его работает примерно так - боль заставляет мальчика быть не таким, какой он есть, что чувствуют другие люди. Боль эта нерациональна, в тексте не поясняется. Любовь – только одно из предположений. Кроме того, она несколько загадочна, так как от нее нельзя избавиться даже в лесу, перед ней стихают птицы. Таким образом, чтобы не создавать окказиональные устойчивые выражения и не терять пассивной позиции слово «лицо» автор заменил слова в тексте, введя понятие «рока», «неволи» (от печали нельзя избавиться, - дальше это подтверждается развитием текста), «мертвец» - слово, обусловленное бледностью молодого человека и ее мистическим происхождением, равно как губительным влиянием его не природу.
Наш вывод: Несмотря на то, что существует прямая замена немецкого дискурса на русский, переводчик предпочитает пользоваться интерпретацией, что обусловлено особенностями залогового взаимодействия текстов, наличием в немецком языке безличного местоимения-субъекта в качестве обязательного элемента потенциально бессубъектного предложения. Лексической причиной такого решения мы можем назвать потенциальную необходимость заменять некоторые устойчивые выражения на русские, что привело бы к потере авторского замысла, либо же нежелание работать с окказиональными усто йчивыми выражениями.
Данное исследование было проведено в рамках работы по поиску дискурсивных межъязыковых рядов и имеет целью дальнейшее исследование дискурсной интерпретации как метода языкового перевода. Возможности такой работы должны посодействовать расширению рамок перевода и его облегчению, ускорению его темпов и увеличению объемов переводимого.
Особая благодарность за научную поддержку автор выражает господину доктору Дирку Крессе – директору Берлинской Международной Экономической Академии.
Список литературы.
Frau. Dr. Winokurow. In: Heine und Russland. Edition Text + Kritik, M;nchen 1992.
Prof. Herdt: Die Philosophie der literarischen ;bersetzung. Burg-Verlag, Frankfurt am Main 2002:49:182-188.
Kristian Morgenstern: The interpretation and poetry. Addison Wesley Publishing Company. Wenstminster.England 1994
I. Brodsky. ;bersetzungen.Der H;ber-Verlag. Mainz. 1999.