чьё сердце, сжатое в отрубленной руке,
гадает по ладони и болит без кожи,
тот беспримерно размышляет налегке
об отцветающем мгновении и может
бессмертие увидеть сквозь глазное дно,
когда в него струится облак бестелесный,
и говорит тогда, что сердце ноет, но
уже не в этом приближении та честность,
уже не в этой яви тонкая игра
сцепляемых, как пальцы, выдуманных блёсток
богатых утр, всё, нелучистое вчера -
вчера, чей сонный пепел ясных мыслей прост так