Писать представляемый на всеобщее обозрение обзор было достаточно сложно. Почему сложно? Ну, во-первых, это второй обзор, написанный мною на «Окнах», а, как известно, всё во второй раз делать страшнее. Например, второй раз прыгать с парашютом, что знающие люди могут подтвердить. Ну, а во-вторых, хочется отметить, выборка производилась из целого океана, точнее, из моря стихов, но рейтинг, который отсекает львиную долю стихов, как стало ясно, порой не гарантирует попадания в пульку всех хороших.
Д. Мельников. Говори же со мной, артикулируя эго
http://www.stihi.ru/2009/01/16/3717
Несколько лет назад я был в городе Санкт-Петербург в гостях. (У людей, пишущих стихи). За чаем мне был торжественно задан вопрос, знаю ли я «вашего московского поэта Дмитрия Мельникова». Я сказал, что лично не знаю, но знаю по разговорам в Литинституте, и ещё стихи его читал. Люди эти в сильном волнении (как выяснилось, они только в тот день открыли для себя поэзию Мельникова) зачли мне именно то стихотворение, которое я ныне ставлю во главу своего топа. Зачли с пафосом и довольно-таки плохо, я вежливо покивал, зная, что Мельникова лучше всего читать с бумаги и одному. «Фирменные» мрачные краски, целомудрие, аристократизм, нежность и смертный страх, мощь огромных пространств, отчасти враждебных, отчасти непостижных человеческому уму, а только лишь воображению, нависающих над хрупкой человеческой жизнью, прекрасной и короткой – со времён Брюсова, в русской поэзии, как мне кажется, никто так умело не пользуется всем этим, как Мельников. Хотя многие и пытались, непременно соскользнув при этом в область китча и дурновкусия, отчего наш автор до сей поры абсолютно свободен.
М. Маркова. Темнота на кухне, сигарета...
http://www.stihi.ru/2010/10/12/610
Опять же история. Девушка из Вологды пишет очень хорошо. Есть несколько моментов. Во-первых, некоторые стихи у неё всё-таки подростковые, некоторые грешат книжностью, есть порой и налёт этакой трудноуловимой субстанции, обычно называемой провинциальностью. За те почти два года, что я прочитываю журнал Марии Марковой, я отчётливо вижу взросление, и, как мне кажется, формирование очень-очень крупного настоящего поэта.
Опять же – звонок из Иерусалима, и на проводе пародист и очень хороший знаток современной литературы, израильтянин Евгений Минин:
- Амирам, Вы знаете Марию Маркову?
- Лично нет, но стихи знаю!
- Ну, а как Вам эти стихи?
- Очень!
- И мне – очень!
Выделенное стихотворение, по мне, лишено тех особенностей, что были упомянуты выше, оно прочитывается единым духом, залпом, что называется, оставляя стойкое, уникальное послевкусие. Оно девичье, но никак не «девачковое», это, может, и дневниковая запись, но нисколько не «дневничковая», и верифицируемые чувства, свойственные рефлексирующей, настоящей дуще тут вполне осязаемы.
Владислав Сергеев Водомерка
http://www.stihi.ru/2007/11/04/2041
Хорошее стихотворение. Начинается к тихого звона колокольчика «лилейное лето». Каково? Звукопись, однако. Да и смыслового диссонанса тут нет (что греха таить, бывает такое у нашего брата рифмоплёта, сплошь и рядом). Лилии стоячих вод, прелестные белые кувшинки средней полосы, как раз там и цветут, где скользят те чудные водомерки.
Двухмерная жизнь, вселенная, лишённая глубин и высот, планарность и сиюминутность бытия. Водомерка с её крохотным клопиным сердцем – сама себе мессия, оттого, наверное, ходит она по воде, «аки посуху». Пока поверхностное натяжение, всего лишь суммирующая межмолекулярных взаимодействий, держит её над уготованной бездной.
Буду читать этого автора впредь.
Дынкин В том-то и дело, что голубы осины...
http://www.stihi.ru/2010/10/12/9186
Вы скажете – эка невидаль, бывший советский, еврей, эмигрант, пишет стихи, живя в иноязычном окружении, перенося на бумагу (вот ведь живучий штамп, естественно, не на бумагу, а другим известным способом) продукты своей сублимации. Таких половина добрая среди завсегдатаев любого литературного портала, скажете вы, и будете правы…
Да не правы. Потому что на фоне огромного количества ностальгирующих графоманов, частью – чудовищно плодовитых, частью – жестоко бездарных, а иной раз – сочетающих и то, и другое, иногда глупых, нахрапистых, самодовольных и нахальных сетевых обывателей (думаешь, а когда эти клоуны в своих канадах вообще работают?) находятся, по моему мнению, крупнейшие из ныне пишущих русских поэтов, (а также критиков, знатоков литературы и т.д.)
Что же касается Михаила Дынкина. Это сильный, с внятным голосом, очень умный поэт, поэт, резко отторгающий излюбленные массами типографские ящики с вытертыми поэтическими клише. Ещё Дынкину свойственно такое доброкачественное поэтическое безумие, рвение, соприродное пляске царя Давида пред Ковчегом Завета. Он порой завораживает читателя, как факир, заклинающий кобру. Он трудится над словом и над звучаньем, подобно ювелиру, его стихи, при всей внешней лёгкости, налиты хорошим трудом, большой, добротной работой.
О стихотворении. Мифотворчество, спростите? Мифотворчество, скажу. Этакий парк горького, в памяти поэта закрепившийся навсегда, но трансформированный как любое воспоминание о воспоминании.
Хилина Кайзер Ещё из одного дневника
http://www.stihi.ru/2010/01/08/6330
К полудню сомкнулись в согласии стрелки.
А время летит, не успеешь и ахнуть.
И в комнате воздух отнюдь не апрельский.
Кукушка в часах скоро выкрикнет "ахтунг!"
Глаза у девчушки, как чёрные сливы.
С полгода назад в них растаяло детство.
Оно распрощалось с ребёнком счастливым
в разрушенном доме, что был по соседству.
Как часто теперь наступает двенадцать...
В подвале не слышно весенней капели.
И девочка быстро привыкла бояться,
при этом привыкнуть любить не успела.
У мамы ладони - прозрачные льдинки.
А девочка тщетно пытается верить,
что снова родится, но только блондинкой,
с другими детьми чтобы в солнечном сквере
вдыхать свежий воздух...Но волосы сажей
спадают на плечи, как крылья вороньи.
Да окна подвальные взяты под стражу
решётками ржавыми. Где-то хоронят
родных. И кукушка зловеще напомнит -
закончилось время. Пора одеваться.
Согласие стрелок. Ещё один полдень.
Ещё одна память. И снова двенадцать...
...Как мама похожа теперь на старушку,
а раньше красивой её называли.
Ну как же прогнать эту злую кукушку,
чтоб больше не прятаться в тёмном подвале.
Понятно, о каком дневнике идёт речь, и кто его вёл. Великую трагедию гибели европейского еврейства, как можно заметить, в стихах мало кому удаётся отразить. Об этом сказать напрямую не представляется возможным. Почему? Потому, что человеческий язык, язык литературы, имеет свои ограничения. Даже крупные поэты, такие, как Слуцкий или Александр Галич, пытаясь сказать об этом, потерпели некоторое фиаско (уж прошу меня простить, это исключительно моё собственное мнение). Можно написать стихотворение о том, как убили одного человека, можно рассказать в рифму, как погиб взвод или корпус. Но попробуйте рассказать, как уничтожался целый материк. С городами, улицами, кладбищами, спортивными клубами, школами и синагогами, с целым языком, с целой литературой и огромной памятью поколений. Когда об этом пишет человек, не являющийся евреем, он, зачастую, осознанно ли, неосознанно, воздвигает безжизненную конструкцию, полную бравурных фраз. Когда пишет еврей, то он поневоле примеряет на себя полосатую робу жертвы, и, в результате, родившийся страх проникает и в сами стихи. Попробуй тут, подбери слова, если начинаешь чувствовать себя взятым на мушку. Сколько лет должно пройти, чтобы этого страха не осталось? А кто его знает, сколько лет.
Стихотворение Хилины Кайзер, замечательной поэтессы, живущей за пределами России, как раз об этом страшном времени. Хилина, взявшись за эту тему, смогла выдержать ту высокое напряжение, которое, что говорить, непременно подстерегает тех из нас, кто пытается об этом писать. Надо ли вообще об этом писать? Надо. Как бы не было трудно, как бы не приходилось тяжко. Потому что есть вещи, о которых ни в коем случае нельзя забывать. Чтобы та злая кукушка из стихотворения не появилась снова.
Алексей Григорьев привыкнуть
http://www.stihi.ru/2010/12/17/3626
Что такое есть безнадёга в этом размере? Точнее, даже так: кто в этом размере может сказать не безнадёжно?
Сравните:
Чиркнет спичка в подъезде, как молния,
Человек покидает свой дом,
Ледяное глухое безмолвие
Ожидает его за углом.
С этим
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Это Борис Рыжий, безнадёжнейший из безнадёжных, тоскливейший из тоскливых, обожаемый народом, но ненавидимый некоторыми поборниками гламура, верлибра и «актуальной поэзии». Поэт Григорьев явно находится под влиянием Б.Р., но, следует всё-таки заметить – это та поэзия, которую писать легко, но жить с ней в душе – тяжко и смертельно опасно. И, в довершение, ещё один кусок из Рыжего:
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Борис Панкин Вымерзаю насквозь, от того, что такая погода
http://www.stihi.ru/2001/02/08-223
Борис Панкин, как известно, рыжебородый северянин, скупой на эмоции, как весь Санкт-Петербург. Ещё лиргерой Панкина нелиричен. Какая лирика в наше-то время? Злобно посмеяться? Да! Выпить, как водится, не чая и не кофе, найти начальника, взять его за пуговицу и наплевать ему в лицо, угрожая побоями? Запросто! Попасть под электричку, прижимая к груди пластиковый бидон самогона? Легко! Отливая на стенку дома, мечтательно поднять глаза вверх, увидеть надпись «Министерство Внутренних дел» и тут же получить дубинкой промеж лопаток? Как нечего делать!
Тут мы увидели совсем другую ипостась панкинского лирического героя – тут он подзавязал с горячительными, и, пошатываясь, вышел из дома в своём видавшем виды драповом пальто, куря дешёвую сигарету. «Мать твою, зима наступила, вот ведь! Вода, *** ****, замёрзла!» И одиночество тут навалилось на него, как медведь на зазевавшегося охотника.
Артис Пустой город...
http://www.stihi.ru/2008/07/05/472
Дмитрий Артис – раздолбай, шалопай, эротоман и страдалец, нагруженный непомерной кладью поколенческих грехов. Я неоднократно писал Артису предисловия и разборы, благо учился с ним в одной группе Литературного института, и читал всё, что вышло из-под его пера за последние годы – от срамных частушек до сценария пуримшпиля для биробиджанского еврейского театра, от поэмы «Советский Союз», начертанной, буквально, на марсианском языке, до текстов так называемых «бардовских» песен. Я очень хорошо его изучил. Я знаю, где он обычно пропускает запятые, и догадываюсь, что именно он хотел сказать в том или ином месте (что, уверяю, дано немногим).
Артис тут оказался в своём любимом пейзаже. Дело в том, что он большую часть времени проводит в центре старой Москвы, на улице Школьной (для иногородних поясню – это чудом сохранившаяся улица 19-го века, обожаемая кинематографистами, любовно отреставрированный старообрядческий купеческо-ямщицкий заповедный угол). Пройдёшься по такой улице утром рано (особенно, если под допингом) – и покажется, что ты очутился за пределами любого времени – где-то в пространственно-временном кармане, как герои романа Стивена Кинга.
Хорошее, очень «артисовское» стихотворение.
Екатерина Перченкова вода
http://www.stihi.ru/2011/03/23/8620
Я вспомнил этого автора – когда-то я прочёл пару стихотворений, и прочитанное мне не показалось прекрасным. Что-то там было духовно-провинциально-девачково-бардовское, и в том – жутко неоригинальное. Какие-то сплошные слёзы-замки-башни-ладони. Прочёл эту пару стихов, и пошёл пить водку под кошерную колбасу, кажется, с теми же Артисом, Плаховым и Файнштейном, сказав: «Г-сподь, а можно так сделать, чтобы происшедшее стало никогда не происходившим?»
Вот не следует ставить диагнозы раньше времени. Перченкова оказалась хорошим поэтом. Уверенно управляющейся со словом, с хорошим чутьём. Может быть, ей не хватает порыва, недостаёт силы и ярости, даже сумасшедшинки некоторой. Думаю, что это придёт со временем, и опасность превращения её поэтической лиры в клавесин начитанной духовной старушки, пропахшей нафталином и ладаном, минует-таки окончательно
Иван Зеленцов То ли ветер гудит, то ли воют волки...
http://www.stihi.ru/2011/03/01/6645
Стихотворение-то хорошее. Я думаю, что все это понимают. Складное. Без ляпов. Без штампов. Размеренное. Выверенное. С Бродским в эпиграфе. Литература высшего сорта. Победа на классе. Несомненная удача.
- Амирам, остановись.
- Остановился.
- Что не так?
- Что-то не так?
- А ты не видишь?
Отклоняюсь от темы, и таки скажу. Можете закидать меня пирогами и сушками. Это слишком, по мне, предсказуемая поэзия, чересчур гладкая, избыточно литературообразная и рассудочная, где все ходы записаны, все предки известны, все поступки запротоколированы уже давным-давно.
Автор вызвал немало симпатии своими ранними стихами. Все говорили о вундеркинде, об восходящей звезде, о блестящем будущем.
Но ведь, по хорошему говоря, не нужен никто второй. Не нужен второй Рыжий, нет нужды во втором Бродском, и никакой Пастернак номер два никому в жилу не встанет. Второй может только оттянуть на себя часть внимания симпатизёров своего прототипа, но не более.
Нужно сказать от себя, пусть коряво, пусть глухо, закашлявшись, но индивидуальным голосом, иначе поэзии не будет, а будет только одна разливанная литература, которой и так хоть дороги мости. Судьба молодых авторов, испытавших ранний успех, а потом переставших писать стихи, но принявшихся их делать, сообразуясь с «лучшими образцами» (как примеры – Кусимов и Жумагулов) неужто это таки неизбежная судьба?
А, с другой стороны, кому нужно? Зачем нужно? И какой во всём этом вообще смысл? Но тут уж я вам ничего сказать не смогу.