День начался с простуды, он занедужил,
Горячо утираясь рукавом облаков,
Капли пота будили уснувшие лужи
Из вчерашнего ливня и других пустяков.
День свернулся калачиком над горизонтом,
Он был тих и нелеп, одинок и покоен,
И зрачок его между жнивьем и осотом
Сиротливо блистал над уснувшей рекою.
День дарил себя вдосталь до самой расплаты,
Чтоб закатно вздохнуть утихающим скерцо,
Словно из обреченной на смертность палаты
Тайно вывезли серым накрытое сердце.
И мы были одно с ним, по хандре и недужью,
Неприкаянной малости и наитью гонителей,
И смирение – тихое наше оружие
Защищало нас лучше телохранителей.
Ибо ведали, наши свидания кратки,
А заплаты всегда ненадежны и ветхи,
И читали на лицах, будто в тетрадке,
Незаметные метки, и знаки, и вехи.