Ф. Г. Лорка Поэма озера Эдем–Милс
Поэма о двуликом озере Эдем
Наше стадо на пастбище
в порывистом ветре.
Гарсиласо
Время моё, твой голос стареет
В ненасытности горькими соками.
В тишине моей хрупкой
Мне раненьями колкими.
Ай, голос любви моей древний,
Ай, голос мой истинный.
Ай, голос мой мне распахнутой грудью.
Когда розы струились с моего языка
Источником чистым,
Не чувствовали времени зубов,
Как не осознают лошадиные зубы
Травы искристые.
Теперь кровь души моей пьёт
Детство тяжким мне состояньем.
В глаза врывается алюминиевый ветер
Певцом фиолетовых пьяниц.
Оставьте меня, пропустите
Туда, где Еву ест муравейник,
Где Адам ослепительных рыбок
Направляет к оплодотворенью.
Пропустите меня, рога лунные,
К зарослям радостей
Оживляющих сердцебиенье.
Я в сокровенной тайне
Тенью ржавой иголки.
Со страхом бодрствующим в глазах.
С расчётом видимое спрятать,
Срастаюсь с чашами весов.
Но нет божественного голоса, нет сна,
Моей свободы и любви гуманной.
В моём углу нет никого лишь тени ветра
Моей любви гуманной.
Плод ест течение убытков,
Спокойствие деревьев тревогой ветру.
О древний голос, выжги языком своим
Мне холодной жестью голос пепла!
Слёзы лью, так как хочется плакать,
Как плачет мальчик за партой открыто.
Как поэт потерявший поэтический дар,
Ощущаю глубокую рану очередным событьем.
Оплакивать своё имя,
Розу, детство и ёлку в свежем озёрном ветре,
Чтобы сказать правду, истечь душе кровью
Убитой глумленьем, приведшим к словесному свету.
Нет, не ищу я ответа, я просто хочу,
Чтобы вольный мой голос лизал мои руки,
Чтоб лабиринтов ширмы предо мной распахнулись
Карой луне и часам испепеляющим звуком.
Таково моё слово.
Таковым оно было, когда
Поезда остановлены были Сатурном.
И туманы, и Сон и Смерть окружили меня.
Они отыскали меня в коровьем мычанье
На тоненьких ножках невидимой тенью пажа,
Где моё тело парило над лгущими мне чашами весов.
*
Живое небо
Не изводил себя я стоном,
Не находя что искал.
Отстранялся от сухости камня,
От пустых насекомых.
Не стыдился страданий по прекрасным созданиям,
Приветствуя за них сраженье плоти.
Но возвращусь я к изначальному истоку
С мучительным гулом прежних течений,
Проникнув в детство, к рожденью моему,
Где не тревожит ещё видимость влечений.
С желаньем увидеть след чистой полоски
Ведущей к одной только радости,
Когда улечу к смешенью любви с песками.
Туда где иней глаз не застилает,
Где не воет над деревом ветер
И вероломный червь его не губит.
Там очертанья форм в сплетенье бережливом
Едины в проявлении движенья.
Там не пройти через переплетенья
Роящихся цветов,
А сахаристый воздух зубы разъедает.
И папоротника не ласков лист
Прикосновением слоновой кости
Леденит ощущенье восторга.
Там под корнями в тишине таится ветер
Сутью истинных ответов в заблужденье.
И никелевым плавая пловцом,
Ощущаешь воздуха волненье,
Видишь вечер, стадо коров красноватых
И женские ноги.
Не изводил себя я стоном,
Не находя что искал;
Моё чувство меня направляет
К началу истока с влажным биением сердца.
Чтобы увидеть след полоски чистой
Лишь к радости ведущей,
Когда улечу я к смешенью любви с песками
К спокойному парению в прохладе
Над пустыней млечных простыней
В ложных бризах над застывшим кораблём
В колебаниях длинною в вечность.
К любви неугасаемым рассветом.
К любви, к любви, что без сомнений!