вся красная и дикая
после слез дветысячиодиннадцатого.
озлобленная и дождливая
весна за окном.
мне Рэй Брэдбери греет руки,
он застоялся на моем столе,
поднесите ему виски,в благодарность
за терпимость.
холодные стекла,
обиженный тембр,
высокие чувства,
нас срисую на стены.
отломленные потолки
от хлопнувшей двери.
и нам уже больше,чем вчера!
Я бы подарила Брэдбери
цемент со своего дома,
жила бы на руинах своих снов,
за марсианскую любовь,
за преданных животных,
за космические слезы.
с зонтиком в снег,
2011 не знает помех.
всю дачу затопило счастьем,
в жарком июне
голые девочки купаются во льду,
намешанном в маргарите.
теплые слезы,
греют мои кости,
падают на мои ноги,
испаряются мне в волосы.
правильное питание
как плата за хирургическое вмешательство
в неразделенную любовь,
в потаенный страх
из слезоточивых желез прямо на стол,
словно карты:тузы.
словно нам стало меньше,
чем было,
когда мы не могли пить пиво,
горькое,противное пиво,
которое вытащит пар детской злобы.
закрасит меня отлшлифованным золотом.
а они
затащат мне на голову терновый венок,
за то что я дала имя
каждому уродливому облаку,
каждому прекрасному кристаллу,
которое хранит дохлую курицу
в моей морозильной камере,
я положила рядом свои чувства,
на время остыть,
поменяться навсегда,
не веря словам,
что ретроградный меркурий
не даст нам возможности
начать что-то новое,
покончить с дурацким старым.
нарушим законы
скажем обидное слово тем,
кого любим,
чтобы себя ударить ножом,
от каждого слова по удару
в одну и ту же рану.
не помню никого,
кто знает меня.
даже боюсь теперь смотреть в зеркало,
у нас больше нет ничего похожего.
включит тихо музыку,
выйдет ночью замуж,
поменяет имя на великобританское,
заведет любовников,
уничтожит старость белыми антидепрессантами,
я больше не играю в ее игры.
я стала чище,
меня стало больше.
с сегодня и отныне,
никакой стереотипности
в моей патетике!