В летний погожий денек восседал Иванов на скамеечке в парке за чтивом,
Грелся на солнышке, грыз семена и внимал Маяковского строгим строкам.
Есть ананасы и рябчиков разных жевать предлагал щедрый классик буржую,
Вдоволь насытиться пищей взывал, потому как давно его дни сочтены.
Время, однако, к полуденной трапезе неумолимо и быстро стремилось,
И возжелал Иванов хоть на время обеда к буржуйскому классу примкнуть.
Рядом узрев гастроном, устремляется он в продуктовое царство за пищей.
«Рябчика и ананасы. С собою. Вот эти, что в банках. Откройте. Merci.»
В парк воротившись на прежнее место свое, Иванов с аппетитом пирует,
Шейху подобно, газету «Гудок» аккуратно под пищу свою постелив.
Словно титан, разрывает руками он рябчика и приступает к съеденью,
Изредка к спелым плодам ананаса в соку проявляя живой интерес.
Это занятие не ускользнуло от взора клошара, бродящего рядом по парку,
В поте лица добывавшего хлеб свой насущный из баков и мусорных урн.
Был тот клошар неказист, и чертами лица был сродни лицедею в подпитье,
Но при одном только виде меню Иванова несчастного разум померк.
Преобразился клошар из коверного клоуна вмиг в бесноватого мавра,
Длань к Иванову простер и дрожащим перстом на него указуя в сердцах,
Продекламировал классика с чувством и тактом, достойным трагедий Гомера.
Окаменел Иванов, пронеся мимо рта ананас и на землю его уронив.
Был Иванов поражен охватившей его гаммой чувств и не знал, что ответить,
Аплодисменты пииту воздал и приветственным жестом за стол пригласил.
Ястребом хищным набросился трагик голодный на блюд изобилье; буржуй же
Двинулся в сторону дома поспешно в растроганных чувствах пельмени варить.