Московская квартира небольшая, коммунальная
Жизнь у меня здесь только начиналась - у кого-то близилась
к финалу.
Причудливо судьба свела в трехкомнатной квартире,
Людей столь разных: три семьи, три непохожих мира.
Живу я с мамой, с папой, в комнате с двумя окошками,
В квартире, что насквозь пропахла кошками.
Еще в двух комнатах живут другие люди,
Проблемы коммуналки- как на блюде.
За правой стенкою - живут пенсионеры,
От сталинских репрессий вся семья уйти сумела.
За стенкой левой -тетя Лиза ,
был отец ее в Ваганькове священником,
А ближе к старости, ей кошки заменили с миром
окружающим общение.
Меня в квартире любят дружно, но поочередно.
Между собой воюют баба Шура с тетей Лизой принародно.
Я все болела, лет примерно до шести, родители-работают,
Cоседи меня учат, всяк по своему, как правильно расти...
Порядку учат дядя Толя с бабой Шурой,
В их комнате, набитой антикварной ныне уж натурой,
Подушки с кружевной накидкой подпирают потолок,
Цветы чудесные на подоконнике теснятся,
И слоники у линзы телевизора от чистоты томятся.
Меня там кормят: лущат семечки и борщ красивый варят,
Слезинку надо мною, в умиленьи проливая,
И приговаривают:" Мясо дочка ешь,ты андел наш,поешь от пуза,
И чаю щас попьпьешь с малинововым вареньем-это всем
пользительно и очень скусно!
А хочешь, полезай под потолок, в перинную постелю,
Там никакая хворь ребенка не достанет,уж ты баушке поверь.
Постель перинная - священное для бабы Шуры место,
Она вся в кружевах и убрана, как пышная невеста.
Я предложенье это получала только три или четыре раза,
Когда борщу с вареньем, организмом было полностью отказано.
Постель-белее снега, мягче пуха, и провалившись средь перин,
Себя я ощущала не принцессой ,а горошиной, затерянной
в сугробах белых, посреди равнин..
На самом деле,у меня есть сваренный обед,
И никаких проблем с питаньем вовсе нет!
Умею я зажечь канфорку и подогреть кастрюлю -не проблема,
Но баба Шура не приемлет и не любит всего этого.
Она сама покормит бедного ребенка,
А после,"Приму" подымит в сторонке.
Теперь вернемся к воспитанью, вроде-бы церковному,
Его преподает хозяйка кошек, "христовая невеста",
Богу с детства верная и всем вокруг покорная.
Гоняет баба Шура тетю Лизу от меня,
Часов,примерно до пяти,
Но у нее свои дела,
И дети в гости обещалися прийти...
А тетя Лиза крылья в горбик сложит,
И начинает в дверь скрестись,
Пусть ей Господь поможет,
И "оче горе" возведет:
Еще не так наш Боженька за дело правое намучался,
Сейчас она уже у двери,подходящего ждет случая.
Она бочком в большую нашу комнату заходит,
Поводит горбиком,с моей кровати глаз не сводит,
Глаза у тети Лизы голубые,очень яркие,
Их можно в ювелирном выставлять,как редкие брильянты.
Седые пряди не в пучке,
А у лица клочками страшными качаются,
А нос загнулся над губой,и тихо шелестя,
Она меня тревожно вопрошает:
"Что ,деточка, про Боженьку ты знаешь?
Молиться,ты дитя, за нашего Спасителя,
Наверно никогда не забываешь?
Что знаешь ,девочка, про праздник светлой Пасхи,
Когда не глядя на погоду ,
Двор покроется нежнейшими цветами! ,
И будут барышни гулять все в голубом и розовом,
И батюшка благословит нас всех
И деточку златоволосую.
А если деточка помрет,(избави Боже),
То будет все на небесах на райский сад похоже".
Она своими мелкими шажками,
Все ближе к венику у батареи подбирается,
Толь хочет подмести(что ей не свойственно),
А может оседлать его старается.
Сейчас я детка,научу тебя летать...
Такая над садами нонеча раскинулась
Сегодня благодать!
Если захочешь, полетим мы над лошадками,
над ипподромом,
Мы оттолкнемся вместе, от увитого плющом
и диким виноградом деревянного балкона, б
Над двориками полетим,ты только бабушку не бойся,
Ну что ты деточка дрожишь?А ну-ка успокойся!!!"
Я знаю,как летала Элли в Арканзасе в деревянном домике,
Но тольк я боюсь Бастинду и Гингему лишний раз побеспокоить...
Тут входит в комнату без стука баба Шура,
И тетя Лиза расплывается, как серое пятно,как уходящая натура.
Мне баба Шура градусник сует и заставляет выпить чаю,
Дает мне пластилин,зевая,мелко крестит рот,и одеяло поправляет
Когда она уйдет,леплю из пластилина я в больной постели,
Все больше дам: то в голубом,то в розовом,
пока фантазия не оскудеет.
Хотела рассказать,как ждали в гости,после пенсии,
своих детей соседи,
До ужина,и черной корки не бывало съедено.
Горка картошки в фаянсовой миске давно остывает,
Ну а сосед,спохмела с трудом выживая,
Терпит,не выпьет первой живительной рюмки,
Мается он, и нигде не не находит уюта!
Будет жена на него беззлобно ругаться,
но это так,для пущей острастки.
Присядет дядя Толя на краешек ванны,"Приму" закурит,
коврик ровный поправит,
Снова вернется к столу накрытому:
селедочка с луком,сыр,всеми забытый.
Сыр закрутился в слезливые трубочки,
колбаска вареная,почти-что погублена.
Ждет венегрет гостей и хозяев,пара чекушек стоит непочатых...
У бабы Шуры-коса до колена,она ее заплетает умело:
Сначала,долго чешет над ванной,шпильки держит она губами,
Долго плетет огромную косу,у шеи-в руку,
в конце-тонкий хвостик,
Затем закрутит тяжелый узел,гребень вколет и бровья сузит.
Долго длится сия процедура,моется ванна,без всякой халтуры,
Тяжелый утюг пыхтит на огне-выцвевший ситец отглажен вполне,
Ну а теперь, она-королева,даже тарелку вымазав хлебом,
Даже, когда коридор она моет-она королевна,никто не поспорит.
Однажды детство кончилось и жизнь замельтешила,
И баба Шура стала лишь воспоминаньем, детству милым,
Когда звонила Верка,непутевая соседки дочка,
Рассказывая про баб-Шурины последние Люблинские денечки,
Я очень занята была,чтоб к ней поехать-я взрослела,
а может просто я душою очерствела.