Сид Барретт уехал во тьму –
большую как Африка,
страшную как океан,
и там к его уху приникли,
приклеились жухлым листом,
что ветер приносит из далей,
прозрачные неощутимые губы,
и шёпот клубами, как дым,
потёк в его ухо,
поплыли слова,
будто брёвна по тёмной реке,
по рёбрам огромного времени,
вниз от истоков,
искрой по звеньям
логических связей,
слова:
«Вы знаете, сударь, на чём
держится мир? На чём?
На трёх пауках.
Не слонах, черепахах, атлантах
и прочей мифической гнуси, нет,
на пауках.
Три паука держат мир на своих
отвратительных бурых телах…
Телах! – смешно и сказать,
не идёт это слово – “тела” – к паукам,
но что же поделать, иначе не выразить истину.
Ясно ли вам? Прощайте!»
И голос исчез.
Сид Барретт поёжился.
Пусто вокруг. И темно.
Хотелось курить. Но ладно.
Кто едет во тьму, тот знает –
там курева нет,
можно только вдохнуть
окружающей тьмы,
пожевать эту тьму, поглодать,
будто кость безобразного зверя, и всё.
И опять подлетел к нему голос,
и змейкою в ухо,
сороконожкою в щель:
«Вы поверили, да?
В этот бред и абсурд,
будто мир наш стоит на трёх пауках.
Не верьте. То врал вам какой-то дурак,
а я вам открою всю суть.
Итак, пауки. Да, конечно, они
имеют тут место, законное место своё,
пауки, пауки, пауки…
хи-хи-хи, хо-ха-ха, хи-хи-хи…
пауки…
Мир отнюдь не стоит на их бурых паучьих телах,
а напротив – они, пауки…
Понимаете вы?
Да! На мире стоят пауки.
Вам встречались когда-нибудь
чёрные смерчи тоски
и безумия над помертвевшей землёй?
Это самое то ведь и есть,
это лапы паучьи,
а где-то вверху их тела,
опираясь на смерчи тоски,
нависают над нами,
как боги, как звёзды, как сны.
И не верьте, пожалуйста, тем,
кто морочит вам ум
нелепостью бреда про мир,
опёршийся на пауков».
И остался Сид Барретт во тьме,
одинокий, как мозг в голове мертвеца,
и не знал он – где низ,
а где верх, где надежда, где смысл,
где закат и рассвет,
и куда подевались они,
эти оси проклятые координат?
И ходил он во тьме,
плыл, струился, сочился,
а может быть, был неподвижен?
Как знать…
И опять чьи-то губы прилипли к нему:
«Вам сказали про трёх пауков?
Не спешили бы верить в подобную чушь.
Какие там три?!
Пауков миллиарды.
Их больше, чем нас… даже вас…
Их тела образуют покров над планетой Земля.
Выше, чем облака. Высота синевы –
это ведь паучинные брюшки
гнилостно-голубоватого цвета над нами.
И не звёзды ночами мы видим, о нет,
а наросты на брюшках паучьих,
фосфорический свет их во тьме
принимая за отблеск светил.
Понимаете? То-то…»
Да какое мне дело! –
сам себе бормотал он под нос.
Я вам что, гражданин бытия?
Что б душою болеть –
пауки или что там ещё!
Да хоть крысы, хоть змеи, хоть вши!
Всё равно я во тьме,
где ни синих небес нет, ни звёзд,
где одна пустота, начинённая тьмой,
где одно моё «я»,
одинокое, будто
в колодец летящий плевок.
Это те, кто во свете, –
вот те пусть и думают про пауков.