***

Отпуская на волю
эхо раненой птицы,
приходит любовь,
жестокая неженка в белом.
И уже ничего:
лишь молиться, молиться, молиться
за случайный избыток,
за долгую линию тела.
И уже ничего
не предвидеть больнее и ярче,
чем прозрачный мой сад,
что пронизан томленьем расцвета,
что пронзён, словно доблестной молнией,
ласковым плачем
об ушедшем отюда качающемся силуэте.
И уже ничего:
ты итак безутешно, но счастлив,
ты итак весь чужой для себя,
а в родном только мука.
Заворожено зло.
Улыбнулась любовь белой масти.
Ну а ты, ну а ты,
отчего не смеёшься,
подруга?