в порыжевших гимнастерках шли понуро редким строем
[из петуний-граммофонов марш свистел стонал и рвался]
отступали уходили дни - последние герои
в золотых значках и лычках облетающих акаций
заглушали звуки марша перезвоны колоколен
люди истово молились не снимая шалей шапок
в небе мессером носилась хрипло каркая ворона
[пацанва её пыталась сбить камнями из рогаток]
дождь трассирующе шпарил рикошетило по лицам
по лесам по-над рекою белобрысыми фронтами
хладнокровно наступали на деревню дни-арийцы
с хрупкой перхотью в ресницах и стеклянными глазами
враз девчонки убирали платья в бабочках и складках
из комодов доставали нафталинные шинели
типо светомаскировки гас фонарь над танцплощадкой
и над ней крича зазывно гуси-лебеди летели…
мне тогда сказала Света что была наверно дурой
коль могла любить сердечно талпаёппища такова…
так заканчивалось лето перед нашей абитурой
год две тысячи четвертый от рождения Христова.