В недрах музыки вечно живы
все материи всех времён:
голос скрипки — бараньи жилы,
конский волос и горный клён.
Кости клавиш слоновой мощью
режут в клочья пернатый гам,
продираясь сквозь звукорощи
клавесинных трелей и гамм.
И, вступая на гребне «форте»,
зев пещерный раскрыв широко,
ископаемый рёв валторны
рушит хрупкое рококо.
Грезит флейта о влажном лесе,
дикой уткой кричит гобой,
и органу в воскресной мессе
отвечает сатирье «Эвой!»
Перья, кости, руда и глина,
войлок, дерево, шерсть, смола;
даже сдёрнутой коже ослиной
мусикия место нашла —
без неё мертвы барабаны,
и литавры, и тамбурин:
шкура скотская, став мембраной
(Марсий, радуйся!), правит ритм.