Энеида и. п. котляревского, часть пятая

Михаил Чайковский
ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Беда не по деревьям ходит,
И кто её не испытал?
Беда беду, бывает, родит,
Беда для нас – судьбы устав!
Эней в беде, как птичка в клетке,
Запутался, как рыба в сетке;
Терялся в мыслях молодец.
Весь мир, казалось, сговорился,
Весь мир его травить пустился,
Чтоб разорить его вконец.

Эней заметил эту тучу,
Что на него война несла.
Казалась гибель неминучей
И  бед, казалось, несть числа.
Волна волну как догоняла,
Так мысль мыслю вышибала;
К Олимпским руки простирал;
И хоть надеждой укреплялся,
Но всяких перемен боялся
И дух его изнемогал.

Ни ночь его не утешала,
Когда он думал о войне,
Спала ватага, ярость спала,
Бродил вдоль моря до утра.
Коль с горя сильно изнемогся,
Спать прямо на песке улёгся,
Но спать мыслишка не дала.
Скажите – вам покойно спится,
Когда судьба на вас ярится
И если к вам фортуна зла?

О сон! С тобою забываем
Всё горе и свою напасть,
С тобою силы набираем,
Иначе бы пришлось пропасть.
Ты ослабевших укрепляешь,
В тюрьме невинных утешаешь,
Злодеев снищами страшишь;
Влюбленных воедино сводишь,
А замыслы к добру приводишь,
Пропал тот, от кого бежишь.

Энея мысли одолели,
Но всё же сон своё берет;
В нём силы, видно, ослабели,
И дух – не быстро, но замрёт.
Эней уснул – и сон приснился:
Ему престарый дед явился,
Обшитый сверху камышом;
Он был какой – то весь косматый,
Седой, ободранный, лохматый,
Одет – и словно нагишом.

« Венерин сын! Ты не пугайся, –
 Тот камышовый дед сказал, -
Печали вдруг не поддавайся,
Ты беды горшие видал;
Войны кровавой не страшися,
На Олимпийских положися,
Они всё злое отдалят.
А что слова мои – недаром,
Лежит свинья под дубом старым
И тридцать белых поросят.

На этом лежбище свинячьем
Иул построит Альбу – град,
Пройдут года, и в настоящем
С Юноною наладит лад.
Но ты и сам не оплошайся,
С аркадянами побратайся,
Они с латынцами враги;
Объедини троянцев с ними,
Тогда и Турна, и Латына
Переколотишь до ноги.

Вставай, Эней, довольно дрыхнуть,
Вставай и богу помолись,
Ко мне же ты должон привыкнуть:
Я старый Тибр! – вот приглядись.
Я тут водою управляю,
Тебе охотно помогаю,
Не призрак я и не упырь,
Тут будет град над городами,
Так решено промеж богами…»
Так заявив, дед в воду – нырь.

Эней проснулся, подхватился.
И духом как – то крепче стал;
Водою тибрскою умылся,
Богам молитвы прочитал;

Велел две лодки снаряжать
И сухарями их снабжать,
Да погрузил своих ребят.
Тут как искра прошла по телу:
Свинью под дубом видит белу
И три десятка поросят.

Велел немедля заколоть их
И дать Юноне на обед,
Чтобы, пожертвовав животных,
Себя бы оградить от бед.
Потом посольство в лодки село
И Тибром покатило смело
К Эвандру помощи просить.
Леса и воды изумились,
Как эти лодочки пустились
С отвагою по Тибру плыть.

Как долго плыл Эней – не знаю,
Но до Эвандра он доплыл,
Эвандр, по древних обычаю,
Тогда в честь праздника курил,
С аркадянами веселился,
Над варенухою трудился,
И хмель в их головах бродил;
И только лишь челны узрели,
Перепугались, онемели,
Один к троянцам подступил:

« Вы по неволе, аль по воле? –
Кричит аркадский горлопан. –
Родились в небесах, аль в поле?
К нам мир везете или брань?»
«Троянец я, Эней отважный,
А для латынцев враг присяжный,-
Эней из лодки закричал. –
Иду с Эвандром повстречаться,
Словами дружбы обменяться,
Эвандр царь добрый, я слыхал».

Эвандра сын, Паллант красивый,
К Энею сразу подступил;
Отдал поклон дружелюбивый,
К папаше в гости пригласил.
Эней с Паллантом обнимался
И в его дружбе убеждался,
Потом он по лесу гулял.
А там гулял Эвандр с попами,
Боярами и господами.


Эней Эвандру так сказал:
«Хоть ты и грек, но царь правдивый,
Латынцы для тебя враги.
Тебе я другом буду милым,
Но ты мне тоже помоги.
Тебя прошу от всей общины:
Ты будь царём и будь мужчиной,
Постой за Трою, как я сам.
Я князь Эней, герой из Трои,
Скитаюсь по земле изгоем,
По всем болтаюсь берегам.

Пришёл к тебе я на отвагу,
Не думая, каков приём.
А поднесёшь ли мёд и брагу?
А будем пить мы их вдвоём?
Скажи, и руку на – задаток,
Которая не трусит схваток
И самых злейших нам врагов.
Веду я храбрую дружину
Терпевших горькую годину
От злых людей и от богов.

Мне больше всех надоедает
Рутульский Турн, собачий сын.
И всех подручных наущает,
Чтоб слопали меня, как блин.
Так лучше в луже утоплюсь
Или портянкой удавлюсь,
Но Турну я не покорюсь.
Фортуна не в его кармане:
Его притащат на аркане.
Ты помоги – я разочтусь».

Эвандр молчал и улыбался,
Слова Энеевы глотал;
То ус крутил, то поднимался,
И сей ответ Энею дал:
« Эней Анхизович,  садитесь,
Заботами не изводитесь,
Бог милостив для грешных всех.
Дам я вам войско на подмогу
И провианта на дорогу,
И денежек какой-то мех.

Не погнушайтесь хлеба – соли,
Борща поешьте да галушек,
Кормитесь, кушайте довольно,
А там с труда – и до подушек.
А завтра, как начнет светать,
Готово войско выступать,
Куда вы скажете, в поход.
Не задержу вас ни мгновенья,-
Отдам лишь рати повеленье;
Люблю я очень ваш народ».

Готовая еда стояла –
И стали все за стол сигать,
Хоть кое – что поостывало,
Так что пришлось разогревать.
Где вкусно естся, там и пьётся,
Я от друзей давно слыхал,
На вкусное живот найдется, -
Эней с бойцами не дремал.
И правда, гости доказали,
Что о еде немало знали.

Хмельная Троя отвязалась,
Хвалились все наперебой.
К аркадеяночкам цеплялись
Весьма довольные собой.
Эвандр рассказывал рассказы,
Хвалил Геракловы проказы,
Как злого Кака он убил.
Как этот Как чинил разбой,
И что от радости такой
Эвандр и праздник закатил.

Все к ночи так перепились, -
Держались еле на ногах;
А на ночь в город поплелись,
Кто был идти еще в силах.
Эней – тот в ферязь замотался,
Храпеть на улице остался,
Эвандр же в сени раком полз;
И там, под лавкою согнувшись
И плотно в бурку завернувшись,
Храпел старик на весь свой нос.

Как ночь покрыла пеленою
Трезвых и пьяных – всех людей,
Храпел Эней от перепою,
Забывши о беде своей,
Венера, юбку сняв и босо
В халатике, распутав косы,
К Вулкану быстренько пошла.
Она тайком к Вулкану кралась,
Как будто с ним и не венчалась,
Женою словно не была.

У баб, знать, хитрость есть такая,
Чтоб новизною приманить.
Хоть и красивая какая,
А хочет еще краше слыть.
Венера пазуху порвала
И этак грудь перевязала,
Чтоб вся на выставке была;
Платок нарочно уронила,
Грудь так призывно обнажила,
Что всякого б с ума свела.

Вулкан тогда был занят делом,
Он Зевсу молнию ковал.
Перед Венерой встал несмело,
И молоток из рук упал.
Венера сразу отгадала,
Что в добрый час она попала,
Вулкана сразу в губы – чмок.
На шею прыгнула, повисла,
Вся опустилась, словно скисла,
Белки под лоб – и свет помёрк.

Уже Вулкан размяк, как кваша,
Венера – всё себе на ус.
За дело, ну! Берет, знать, наша!
Теперь к нему я подобьюсь:
«Вулканчик милый, терпеливый!
Ты друг мой верный, справедливый!
Ты очень любишь ли меня?» -
«Люблю, люблю, клянусь клещами,
Кувалдой, молотом, мехами,
Всё рад исполнить для тебя».

И вот Вулкан прилип к Киприде,
Как будто к челобитцу дьяк,
На роже показав обиду,
К ней он мостился сяк и так.
Венера начала канючить,
Бродягою Энеем мучить,
Вулкан чтобы ему помог:
Энею сделал бы доспехи
Из стали, меди, без огрехов, -
Чтобы никто пробить не смог.

«Тебе? Ах, ты  моя отрада!
 Вулкан, запыхавшись, сказал,-
Скую доспехи – то, что надо,
Таких никто и видал;
Палаш, шишак, панцирь, а щит
Весь будет золотом покрыт,

Как лучший тульский самовар.
Насечка с чернью, с образками,
С медальками и со словами,-
Таков Вулкан сварганит дар».
А что ж, не так теперь бывает
Промежду женщин и у нас?
Когда чего просить желает,
То подгадает день и час
И так подкатится к мужчине,
Как он и не мечтал доныне:
Целует, гладит, щекотит;
Суставы все ему разгладит,
Мозгами шевелить заставит;
Чего мужик не натворит!

Венера, в облако завившись,
Махнула в Пафос отдыхать,
В светёлке ото всех закрывшись,
Себя там стала изучать.   
Красу помятую ровняла,
Волосья в кудри завивала,
Ну пятна водами мочить!
Венера – истинная мама,
За сына в ад готова прямо,
Хоть в кузнице с Вулканом жить.

Вулкан до кузницы доходит,
Своих сзывает кузнецов,
Свинец, железо, медь находит,
Кричит, чтоб горн стоял готов.
Мехи огромные вздувают,
Огонь немалый разжигают,-
Пошёл стук – треск от молотков.
Вулкан потеет, даже злится,
Всех хает, бьёт, орёт, ярится
И понукает мастеров.

Вскарабкалось на небо солнце,
Уже утра седьмой час был;
Уж съел закусочку до донца,
Кто водки славно накатил.
Уже онагры закричали,
Вороны, воробьи летали,
Приказчики по лавкам шли.
Каталы деньги собирали,
А шлюхи щеки подправляли,
Секретаришки в суд брели.

А наши с хмеля просыпались:
Казался мерзким целый мир.
Стонали, харкали, сморкались, –                Не в радость был вчерашний пир.
На ноги еле – еле встали
И льдом гляделки протирали,
Чтоб освежиться на часок.
Потом опять взялись за водку,
Созвали весь народ на сходку –
Решать, как двинуться в поход.

Сколько – то сотен отсчитали
Живых аркадских пареньков
И в ратники их назначали;
Им дали в сотники панков.
Хоругвь нашли, само собою,
Бунчук роскошный с булавою,
Мушкетов, копий, палашей.
На месяц сала с сухарями,
Бочонок с новыми рублями,
Муки, пшена, колбас, коржей.

Эвандр Палланта подозвал,
Такую речь ему сказал:
«Я рать Энею в помощь дал,
Тебя начальником назвал.
До коих пор будешь играться,
За девками везде гоняться,
Красть голубей в сараях всех?
Отважный муж грешит и в школе,
Иди – ка, послужи ты в поле;
Ленивый сын – отцовский грех.

Иди и угождай Энею,
Он дока в ратном ремесле;
Умом и храбростью своею
В опричном явишься числе.
А вы, аркадцы – вы не трусы,
Давайте всем и в нос, и в усы,
Паллант мой ваш есть атаман.
За него бейтесь, умирайте,
Энеевых врагов карайте,
Эней мой сват, а ваш гетьман.
А вас, Анхизович, покорно
Прошу за парнем наблюдать;
Оно хоть молодо, бесспорно,
Умеет по слогам читать,
Да глуп и молод, дурачина,
В бою полезет без причины
Однажды на рожон, чудак,
Тогда не буду жить чрез силу,
Живьём полезу я в могилу,
И сгину, как в безводье рак.

Берите рать, идите с богом,
За вами Зевса клика вся».
Все угостились у порога,
Эвандр добавил словеса:
«Зайди к лидийцам по дороге,
Те не откажут вам в подмоге,
Пойдут на Турна воевать.
Мезентий их теснит, сжимает,
Налоги снять не позволяет,
Они готовы бунт поднять».

Пошли, хоругви развернули,
И слёзы молодежь лила;
Кто был женат, те жён вернули,
Или краля у кого была.
Тогда нас больше донимает,
Когда судьбина отнимает,
То, что у нас милее есть.
За милую терпеть готовы
Потери, раны и оковы,
Одно дороже милой – честь!

Итак, питейным подкрепившись,
Утерли слёзы все с очей,
Пошли, марш грустно затрубивши,
Перёд же вёл сам князь Эней.
Войска шагали кое – как,
В овраге стали на бивак,
Эней порядок учредил.
Паллант по армии дежурил,
Трудился, глаза не зажмурив;
Эней – тот по лесу бродил…

Как в полночь самую глухую
Эней собрался подремать, -
Увидел тучу золотую,
На ней его сидела мать.
Нежна Венера и прекрасна,
Курноса и глазами ясна,
И вся, как с кровью молоко,
Округ ароматы источала,
Оружье дивное держала, -
Явилась так перед сынком.

Сказала: « Взгляни на эти латы,
На всё, что наковал Вулкан;
Сумеешь с ними совладать ты,
То струсят Турн, Бова, Полкан.
Что к латам этим прикоснётся,
Сломается или погнётся,
Их даже пуля не берёт;
Давай, крепись – коли, рубись,
На Зевса ласку положись,
Никто тебе нос не утрёт».

Сказала, аромат пустила:
Фиалки, мяту и амбре,
На туче в пафос покатила.
Эней оружие берёт,
Его глазами пожирает,
На тело панцирь одевает,
Палаш на пояс привязал;
Насилу щит поднял чудесный,
Не лёгок был презент небесный;
Эней работу изучал.

На том щите, посередине,
Под чернь, с насечкой золотой,
Сдыхала муха в паутине,
Паук толкал её ногой.
Илья поодаль красовался,
Он с Соловьём в лесу сражался,
К нему тихонько кралася змея –
Крылатая,  с тремя главами;
Ну, сказки знаете вы сами,
Их не выдумываю я.

Вокруг щита и на заломах
Всё богатырские дела
Были рисованы в персонах
Искусно, живо, без числа.
И Святогор, Иван Царевич,
Никитич, Бова – Королевич,
Услужливый Кузьма – Демьян,
Кощей с прескверною ягою,
И дурень с торбою пустою,
И славный рыцарь Марципан.

Так князь Эней наш снаряжался,
Чтоб дружбу Турну доказать;
Напасть он на врага собрался,
Внезапно копоти им дать.
Юнона злющая не дремлет,
Она стенаньям Турна внемлет,
Опять Ириду враз нашла:
Велела Турна раздраконить
И бой с троянцами ускорить,
Чтоб их искоренил дотла.

Ирида вмиг на твердь скатилась,
И к Турну в полночь шасть в шатёр;
К нему не вовремя явилась –
Он мёд хлестал, что в доме спёр.
Он от любви был в страшном горе,
Топил печаль в питейном море,
Так в армии тогда велось:
Влюбился или проигрался,
Тут пунша хлысть – судьба, поправься!
Веселье в душу полилось!

«Ты что? – Ирида щебетала, -
Сидишь без дела и клюёшь?
Лень на тебя опять напала?
Аль всё троянцам отдаёшь?
Коту, я вижу, не до мышки;
Ослаб ты, парень, до одышки,
Кто думал, что наш Турн слабак?
Тебе и не с Энеем биться
И не с Лавинией любиться,-
Тебе, чудак, гонять собак.

Кто воином себя считает,
Тот ведь без просыпу не пьёт,
А мыслит, ищет, изучает,-
Тот неприятеля побьёт.
Ну, всё! Быстрее выхмеляйся,
С союзными соединяйся,
Сам на троянцев напади.
Эней в чужих державах рыщет,
Он добровольцев, видно, ищет.
Не оплошай теперь, гляди!

Сказала, столик повалила,
И всё к чертям почти пошло:
Бутылки, рюмочки побила,
Пропало всё, как не было!
Турн как собака разъярился,
Он злился, лаялся, бесился,
Троянской крови возжелал.
Все страсти в голове столкнулись,
Любовь и ненависть проснулись:
«На штурм! На штурм!» - своим кричал.

Собрал и конных, и пехотных,
И всех на битву подбивал;
Сорвиголов своих отборных
Под крепостью орать послал.
Свёл воедино две бригады
И сам под грохот канонады
На штурм их не ведёт, а мчит;
Мезап, Галес в другом отряде
Пошли от берега к ограде,
Побить троянцев всяк спешит.

Троянцы в крепости запёрлись,
Возврата чаяли Энея.
Они с несчастием обтёрлись,
Беду встречали, не робея.
Определив врагов напоры,
На башнях ставили запоры,
Залезли в форт, но не уснули,
Околицы обзор держали,
Наружу нос не выставляли,
Шептались, трубочки тянули.

Они постановили хором,
Что если Турн на них попрёт,
Сидеть спокойно за забором, -
Пускай Турн штурмом вал берёт.
Троянцы так и поступили:
На вал колоды накатили,
И всякий приправляли вар:
Там масло, дёготь кипятили,
Смолу и олово топили,
Коль кто полезет, лить на тварь.

Турн сразу к валу подкатился,
Везде на лошади скакал,
Как с перепою, взбеленился,
И как ошпаренный, орал:
«Сюда, трусливые троянцы,
На бой, паршивые поганцы!
Кротом зарылись в землю, да?
Где ваш Эней – угодник девок?
Пусть отзовётся напоследок,
Пускай пожалует сюда!»

Все разгильдяи в свите Турна
Кричали, хаяли троян,
О Трое отзывались дурно,
Считали их скверней цыган.
Пускали тучами в них стрелы,
Иные были очень смелы,
Что пересечь пытались ров.
Троянцы уши затыкали,
Внимания не обращали,
Но драться всякий был готов.

Турн злобно скрежетал зубами,
Что в крепости все ни гу-гу.
А крепость не разрушишь лбами,
С надсады хоть согнись в дугу.
Злость, бают, сатане сестрица,
Хоть, может, это небылица,
А я скажу, что, может, так;
От злобы эдак Турн лютует,
Как будто чёрт ему диктует,
Как будто бес пришёл в кабак.

От злости Турн осатаневший
Велел костры вокруг разжечь.
И, войско к берегу приведши,
Решил троянский форт поджечь.
Все принялися за работу,
(на злое есть у всех охота),
Огни помчались по воде.
Кто факел нёс, кто жёг бересту, -
Кто с головнёю – мчались к месту:
Быть кораблям в большой беде!

Зарозовело, задымилось,
И пламя синее взвилось,
От дыма солнце закоптилось,
Дымище к небу поднялось;
Тут Олимпийцы расчихались,
На Турна враз заобижались,
А на богинь напала дурь;
Дым ел глаза, налились слёзы,
Они скакали, словно козы,
А Зевс был сам как смолокур.

 Венеру за душу щипало,
Что с флотом поступили так;
От боли сердце замирало,
Что сядет сын на мель, как рак.
В слезах, в обиде впала в транс;
Богиня села в дилижанс,-
На облучке был Купидон-
Кобыла их везёт, хромает,
В край, где Цибелла проживает,
Чтобы яге отдать поклон.

Цибелла – знают во всех школах, -
Та матерью была богов;
Была с младенчества не промах.
Когда ж осталась без зубов,
То только на печи сидела,
Да кашки с мёдом мирно ела
И не мешалася в дела;
Зевес ей отдавал почтенье,
Слал бабке брагу и печенье
С Юноны щедрого стола.

Венера часто докучала
Зевесу всякой ерундой;
За то в немилость и попала,-
Зевс безразличен к ней одной.
Пришла Цибеллу умолять
И стала страстно обещать
Купить ей сбитня на алтын-
Чтоб только Зевса умолила,
Вступиться за троян просила,
Чтоб флота не лишился сын.

Цибелла к лакомствам охоча,
За сбитень рада хоть на всё;
Да и болтлива, между прочим:
Что где услышит – разнесёт.
С трудом её стащили с печи,
Взял Купидон её на плечи
И к Зевсу во дворец понёс.
Зевес, узрев свою мамашу,
По скатерти размазал кашу,
Нахмурил брови, сморщил нос.

Сперва Цибелла застонала,
А после громко кашлять стала,
Потом в подол себе сморкалась,
Всё дух перевести пыталась;
«Сатурнович, прошу – окстись,
За матушку свою вступись,-
Она мытарила сынка –
Бессмертных смертные ругают,
И то добро – не бьют, но хают;
Не гонят из дому пока!»

Мою ты знаешь гору Иду
И лес, где с капищем алтарь;
За них и чинят мне обиду,
Какой не терпит и свинарь!
На сруб я продала Энею –
В своих владениях я смею, -
Дубов и сосен – строить флот.
Твои уста судьбе велели,
Чтоб брусья Иды уцелели
Нетленными из рода в род.

Взгляни теперь на Тибра воды,
Смотри, как корабли горят!
А жгут их Турновы уроды,
Тебя и всех нас кобенят.
Спусти им – натворят такое,
И власть твою себе присвоят,
И всем устроят нам раздрай.
Разграбят лес, разроют Иду,
Меня раздавят будто гниду,
Тебя прогонят, так и знай!»

«Не беспокойтесь так, мамаша!-
Зевес с досадою сказал.-
Всех проучу за горе ваше,
Анафема – чтоб Турн пропал!»
Взглянул, моргнул, махнул рукою
Над Тибром, чудною рекою,
Вразбег все корабли пошли;
Как утки в воду поныряли,
Сиренами из лодий стали,
Петь песни дружно завели.

Рутульцев войско и альянса
Дрожали от таких чудес;
Перепугались все до транса,
Мозак дал дёру и Галес.
Рванули прочь и рутуляне,
Как от дождя в шатёр цыгане,
Лишь только Турн один отстал,
Чтоб беглецов своих настигнуть,
На подвиг ратный их подвигнуть,-
Он нос повсюду свой совал.

«Ребята! Убегать не смейте!
Ведь это божий знак для нас;
Отбросьте страх и не робейте,
Энею дружно скажем: П а с.
Чего огнем мы не спалили,
То боги в море потопили,
Теперь троянцы в западне.
Живьём мФ в землю их затопчем,
На этом свете разом кончим,
Се божья воля! Верьте мне!»

Огромные у страха очи,
Вся рать неслась, быстрей кто мог.
Вертать обратно неохочи,
Бежали все, не чуя ног.
Оставшись, Турн один крутился,
Ждать боя дальше не решился,
Стегнул буланого хлыстом,
Шапчонку на глаза надвинул,
Во все лопатки в лагерь двинул,
Конёк аж завертел хвостом.

Троянцы из-за стен глазели,
Как Турн с войсками тягу дал;
На дива на море смотрели,
Всяк их к добру растолковал.
Но Турну всё ж не доверяли,
Приём троянцы этот знали:
В войне с врагами не плошай,
Коль он бежит, не надо гнаться,
И трусости остерегаться,
Прошляпишь раз – тогда прощай!

Двойные к ночи караулы
Поставили на башнях в ряд.
Иллюминацию тянули,
Чтоб осветить и вал, и град.
В обозе Турна тихо стало,
И только что-то там сверкало
При свете бледных фонарей.
Враги троянские дремали,
От трусов вылазки не ждали,-
Оставим спать богатырей.

У главной башни в карауле
Стояли Низ и Эвриал.
Хоть и устали – не уснули,
Из них артикул каждый знал.
Хотя и были не трояне,
А вроде даже басурмане,
Но в службе – точно, казаки.
Не сладив с долею своею,
Завербовалися к Энею;
А были оба земляки.

«А что, как выкравшись помалу,
В рутульский да забраться стан?-
Шепнул Низ в ухо Эвриалу,-
Вот каши наварили б там!
Там спят, наверно, с перепою.
Не дёрнет ни один ногою,
Хоть всем всади в горлянки нож.
Я думаю туда пробраться
И за Энея расквитаться,
И за свои невзгоды тож».

«Один? Ты что? Меня оставишь?-
Спросил у Низа Эвриал.-
Нет, ты сперва меня удавишь!
Чтоб я от земляка отстал?
Тебя я не оставлю сроду,
С тобою рад в огонь и в воду,
На сто смертей пойду с тобой.
Отец мой был сердюк опричный,
Сказал (а не был он двуличный):
Умри на поле, как герой».

«Ты не спеши, подумай прежде-
Низ земляку в упрёк сказал,-
Немного выжить есть надежды,
Ты ум в горячке потерял.
Мать дома у тебя старушка,
Ей молока подать бы кружку,
Твой долг – заботиться о ней.
Одна, оставшись без приюта,
Погибнуть может смертью лютой,
Скитаясь меж чужих людей!

Вот я -  ты знаешь, - одинокий,
Расту, как при тропе горох.
Мой дом – безмерный мир широкий,
Эней отец, а мама – бог.
Иду хоть за чужих отчизну,
Не жалко будет, если сгину,
Но память в людях заслужу.
Тебя родные к жизни тянут,
Убьют тебя – они в гроб лягут,
Живи для них, тебя прошу».

«Разумно, Низ, ты рассуждаешь,-
А о повинности молчишь,
Которую отменно знаешь,
Мне о другом совсем твердишь:
Где общее добро в упадке,
Забудь отца, забудь о мамке,
Спеши повинность исправлять:
Коль мы Энею присягали,
Ему на службу жизнь отдали,
Не остановит нас и мать».

«Согласен» - Низ сказал, обнявшись
Со Эвриалом - земляком.
И вот они, за руки взявшись,
К начальству двинулись тайком.
Иул сидел там с воеводой-
Они искали к бою броду,
Как в трудной битве поступать.
Как тут вошли, с поста сменившись,
Не евши, лишь слегка умывшись,
Ребята. Низ решил сказать:

« Был на посту я с Эвриалом,
Смотрел, чем занят супостат.
Они теперь все спят повалом,
Уже огни их не горят.
Дорогу знаю я укромную,
В пору ночную, сонно – тёмную
Прокрасться можно во вражий стан.
И доложить князю Энею,
Как Турн всей силою своею
На нас полезет, как шайтан.

Коли согласны вы – велите
Нам с другом счастья попытать,
Пойдем – покуда солнце выйдет,
Отчёт готовы будем дать».
«Что за отвага в смуты время!
Знать, не пропало наше племя?»-
Троянский весь воскликнул стан.
Отважных все пообнимали,
И славили, и целовали,
И поднесли горилки жбан.

Иул, Энея как наследник,
Речь им похвальную сказал,
Палаш по имени «Победник»
Низу на пояс привязал.
Для милого же Эвриала
Не пожалел даже кинжала,
Что папа у Дидоны скрал.
И посулил за их услугу
Земли, овец и дать по плугу,
В чиновные взять обещал.               

Был Эвриал юнец невинный,
Годами даже очень мал.
Где усу быть – пух лебединый
Слегка лишь кожу пробивал;
Но был отважный и упрямый,
Силач, не по годам жилявый,
Но пред Иулом слезу пустил.
Ведь с матерью – то он расстался,
На смерть пошёл – и не прощался,
Себя судьбе он покорил.

«Иул Энеевич, не дайте
Мамаше умереть в нужде.
Ей будьте сыном, помогайте
И заступитесь при вражде
От бед, напраслины, упадка,-
У вас есть тоже, видно, мамка,
То должен быть на сердце жаль;
Я вам старушку поручаю,
За вас охотно умираю», -
Так молвил славный Эвриал.

«Не бойся, Эвриал – надёжа,-
Иул ему ответ даёт.-
Ты служишь жизнью нам, как можешь,
На смерть за нас несешь живот.
Твоим быть братом не стыжусь
И маму защитить клянусь,
К тебе доверье заслужу;
Паёк, одежду и квартиру,
Пшена, яиц, муки и сыру
Давать до смерти прикажу».

Итак, отважные ребята
Отправились в рутульский стан.
Как раз и месяц лик свой спрятал,
Поля покрыл густой туман.
Случилось всё глубокой ночью,
Враги храпели что есть мочи,
Сивуха сна им поддала;
Раздевшись, славно отдыхали,
В беспечности не ожидали
Ни от кого какого зла.

И часовые на мушкетах
Уклавшись, спали на заказ,
Храпели пьяные в пикетах,-
Тут и настиг их смертный час!
Передовую срезав стражу,
Пошли варить поглубже кашу;
Низ тут товарищу сказал:
«Приляг к земле плотнее ухом,
А я задам рутульцам духу;
Смотри, чтоб кто нас не застал».

Сказав так, первому Роменту
Головку буйную стесал.
Не дал черкнуть и тестамента,
К чертям навек его послал.
Он по рукам мог ворожить,
Кому – знал – сколько веку жить,
Свой век не ведал спозаранок.
Другим – то часто мы пророчим,
Знахарством головы морочим,
К себе пускаем лишь цыганок.

Опосля Ремовых всех воев
По одному он подушил:
И лизоблюдов, ложкомоев
В прах, вдребезги перемозжил.
Нащупав самого уж Рема,
Прижал, будто Фому Ерёма,
Глаза из крови дали течь;
Вцепился в бороду обхватом,
И злому Трои супостату
Снёс голову с поганских плеч.

Вблизи там был шатёр Серрана,
Низ на него и наскочил;
Тот только вылез из кафтана
И с девкою в постели был.
Низ саблею махнул покруче,-
Зад с головой смешались в кучу.
Тут из Серрана вышел краб:
Ведь голова меж ног вплелась,
Часть зада кверху поднялась,
Фигурно помер, из-за баб!

И Эвриал как Низ возился,
Он не без дела простоял:
Он тоже сонных накосился,
Врагов на тот свет отправлял.
Колол и резал без разбора,
И раз никто не лез со спором,
То рыскал, как в кошаре волк;
И командиров всевозможных,
Простых и главных, и вельможных,
Кто ни попался, тех и толк.

Попался Ретус Эвриалу, -
Тот не совсем ещё уснул,-
Приехавши от Турна с бала,
Он дома паленки глотнул,
Уже неспешно раздевался,
Как Эвриал к нему подкрался,
И прямо в рот кинжал воткнул.
И проколол, будто букашку,
Как баба ручкой гладит ляжку, -
Тут Ретус душу изрыгнул.

Наш Эвриал, гонимый страстью,
Забыл, что на часок зашёл,
В шатёр Мезапа начал рваться,
Там, может, смерть себе б нашёл;
Да встретил Низа, тоже в гневе,
Который лишь в удачу верил,
Тот Эвриала обошёл:
«Я кровь врагов всю ночь пускаю,
И, не стесняясь, убегаю»,-
Тебя лишь ожидаю, мол.

Так наши славные вояки
Без шума проливали кровь,
И сами были, словно раки,-
За честь и к князю за любовь.
Любовь к отчизне где горит,
Там вражий дух не устоит,
Там грудь сильней ядра, картечи,
Там жизнь – алтын, а смерть как грош,
Там рыцарь на тебя похож,
И там казак, как чёрт, беспечен.

Так низ старались с Эвриалом,
Рутульцам натворив беды,
Земля покрылась крови валом,
Чтоб смыть, не хватит всей воды.
Тут наши по крови бродили,
Как будто коз на торг водили
И вырывались на простор,
Чтоб поскорей спешить к Энею,
Похвастать храбростью своею
И Турна описать позор.

Уже из лагеря счастливо
Убрались наши смельчаки;
Стучало сердце не трусливо,
Но  подустали пареньки.
Из тучи месяц показался,
А от земли туман поднялся,
Всё предвещало добрый путь.
Как вдругВольсент – шасть из долины,
С полком латынской же дружины.
Беда! Как нашим увильнуть?

Пришлось давать им лесом тягу
Быстрее гончих и хортов;
Спасались парни на отвагу
От супостатов и врагов.
Так пара голубков невинных
Летят спастись в лесах обширных
От злого ястреба когтей;
Но зло, назначено судьбою,
Везде стремится за тобою,-
Не убежишь за сто морей.

Латинцы до лесу следили
За парой наших удальцов
И их постами окружили,
Чтоб ни один бы не ушёл;
Часть их, рассыпавшись, поймала
Измученного Эвриала.
Когда Низ на сосну взобрался,
Тут Эвриал врагам достался,
Как меж волков овца попала.

Низ глядь – и видит Эвриала,
Как тешатся над ним враги.
Печаль ему на сердце пала,
Он крикнул Зевсу: «Помоги!»
Копьё из чащи направляет
В латинцев прямо направляет,-
Сульмону сердце им пробил.
Как сноп на землю повалился,
Не смог и охнуть – искривился;
В последний раз Сульмон завыл.

Вслед за копьём стрелу пускает
И прямо Тогу – да в висок!
Душа из тела вылетает –
И труп свалился на песок.
Волсент утратил воев пару,
Клянёт невидимую кару.
Встал, в ярости быком ревя:
«За кровь Сулменову и Тага
Умрешь, проклятый упыряга,
За ними вслед пошлю тебя!»

Не описать волненье сечи!
Но те года уже далече;
Турн прыгнул в Тибр и убежал;
Эней в победе не уверен,
Ход его жизни не измерен,-
Вот новый день мытарств настал.