actus fidei

Пороховая
Он просил не говорить ей того самого затасканного на свете слова, и сам никогда его не произносил вслух, не разрезал пространство между ними, иногда исчисляемое в миллиметрах, грубым, пошлым, исковерканным «люблю». Он доказывал это взглядом, прикосновениями, счетом пауз между ее сердцебиением, - всем, кроме слова, которого она так ждала, втайне, делая вид, что ей все равно на словесные излияния, которыми он затемнил ее в первую их встречу. О да, он молчал, безудержно, его молчание охватывало пространство и можно было бы поставить парус из ее улыбок и плавать по водам лю… по водам страсти, назовем это так. Он пил ее взахлеб, и каждый глоток разжигал жажду все сильнее, и пламя внутри него казалось, скоро поглотит всех грешников, словно пламя Священной Инквизиции, искоренявшее еретиков. Что делать, если и они еретики? Отреклись от привычных устоев, засыпают под шепот дождя в этом сонном тусклом городишке, возвеличивают каноны вседозволенности, той, о которой пели depeche mode в своей free[цензура]. Она, словно средневековая ведьма, заполонила его разум дымом аутодафе и заключила его тело в саркофаг, клетку, могилу, каждую полночь вскрывая склеп и выпуская наружу скелетов. А он, безвольный смертный, с усталой улыбкой шел за ней по пыльной дороге в кандалах ее тонких ладонях, зацелованный до полусмерти метками дьявола, с обнаженными нервами – трогай, веди цепь дрожи по телу, раскидывай ртутные шарики по коже, глядя, как они вместе с губами впиваются в кожу. Сектант, он возвел бы в ее честь культ, приносил жертвоприношения и только позже бы признался, что он не человек, сам он – Зверь, и опасен для нее, и никакая первозданная магия управлять волей глазами и шепотом не помогла бы. Ты влип по уши, по макушку, разбередил раны, разорвал бинты, а теперь убаюкиваешь ее своим безразличием, хотя внутри все еще дымится, все еще скуривается презренная су_любовь. А теперь заставляешь ее искать оправдания, алиби, отговорки, защищать твое безликое равнодушие, ты, лицемер. Захотелось открыть рот, выпустить наружу стаю ласточек, чтобы они унесли ее от него, подальше, пока он не навредил, не рассказал ей все, не признался. Из состояния комы больно выходить, швы расходятся, а потом ищи новую ведьму, способную нарисовать новую пентаграмму у тебя на груди собственной кровью, ищи новых идолов, убивай свои принципы_гордость_сомнения и возлагай на алтари новым, иным, неизведанным в своем несуществовании богам. А пока… верши свое заляпанное болью дело, дави на болевые точки, Инквизитор, вот она, ведьма, пришла покаяться, или снова убедить в невиновности, или пришла запугать, что ее боги покарают тебя? Выслушай, пока дрова будут накаляться. Свяжи, поцелуй в лоб, скажи запретное слово_табу, и кинь в горящее зарево. И отвернись, что бы ни было, отвернись и не вспоминай. И забудь о «благими намерениями вымощена…», потому что ты и так в аду, куда уж хуже.